Однако если музыка имеет всегда тонально-звуковое выражение, то такое же выражение имеет и другая артефактная система – язык. Язык всегда выражается при помощи звуков и тонов. Гуннский язык, его правопреемники древнекыргызский и современный кыргызский языки, равно готский и его правопреемники древненемецкий и современный немецкий языки – не исключение. Некогда, в IV–VI вв., готский и гуннский язык сосуществовали и развивались в тесной взаимосвязи и это не могло не найти отражения именно в их звуковых сторонах.
В прошлом 2010 году в гор. Алматы на заседании межрегионального специализированного ученого совета, в присутствии ведущих ученых-германистов и -типологов Средней Азии и Казахстана, кыргызский исследователь-фонетист Ч. Тулеева защитила свою докторскую диссертацию на тему: «Типологические черты фонетико-фонологических систем немецкого и кыргызского языков». Когда среди прочих своих научно-экспериментальных результатов докторант Ч. Тулеева докладывала о интонационных структурах различных типов немецких и кыргызских предложений, присутствующие члены спецсовета были сильно заинтересованы сходными характеристиками этих интонационных структур.
Ч. Тулеева выделила 6 видов интонационных структур трех коммуникативных типов немецких и кыргызских предложений: 1. повествовательное простое предложение, 2. повествовательное сложное предложение, 3. вопросительное предложение с вопросительным словом, 4. вопросительное предложение без вопросительного слова, 5. предложение чистого восклицания и 6. предложение нечистого восклицания.
Ведущие ученые-типологи даже переспросили: как же так, казахские и узбекские коммуникативные типы предложений резко отличаются в своих интонационных структурах от таковых немецких, а кыргызские являются сходными?
Кыргызский докторант отвечала на вопросы своих оппонентов: да, некоторые отличия в их интонационных структурах имеются, они обусловлены более сильной энергетической базой немецкого произношения, но в главном – в движении мелодики – немецкие и кыргызские интонации полностью совпадают, – и предъявила результаты своего экспериментально-практического сопоставительного изучения. Иначе говоря, это означает, что любой исконный носитель немецкого языка поймет коммуникативный тип кыргызского предложения, никоим образом не владея языком кыргызским – ему будет понятно, что речь идет о сложном повествовании, или же о вопросе с каким-то вопросительным словом, или же о предложении с радостным восклицанием; и наоборот, любой носитель кыргызского языка поймет, никак не владея языком немецким, что речь идет о повествовании, о вопросе, или же о восклицании [см.: Тулеева Ч.С. Типологические черты фонетико-фонологических систем немецкого и кыргызского языков: Автореф. докт. дисс., Алматы, 2010, с. 41–42].
Откуда такое совпадение интонационных структур немецкого и кыргызского предложений, если такового не наблюдается в отношении прочих среднеазиатских тюркских языков? Все становится на свои места, если вспомнить, что современный немецкий язык является прямым потомком древненемецкого (древнегерманского) и готского языков, а современный кыргызский язык – таковым по отношению к древнекыргызкому (древнетюркскому) и гуннскому языкам.
Здесь же уместно вспомнить, что только между немецким и кыргызским языками существует прямая параллель в собственно фонетическом составе – только в немецком и кыргызском параллельно сосуществуют фонетические звуки:
кырг.: [ө] көл, төр – нем.: [ö] höre, schön;
[ү] бүт, күт – [ü] würdig, wütend;
[ң] даңк, маңка – [ŋ] Dank, bange.
А если вспомнить, что вышеприведенные гласные в обоих языках – немецком и кыргызском – имеют не только краткую форму, но и форму долгую, то получается, что число этих полностью идентичных звуков-фонем возрастает.
Перейдем теперь к рассмотрению материально-предметных артефактов гуннского периода кыргызской истории.
Духовно-интеллектуальные артефакты гуннского периода истории кыргызов структурированы и представляют собой целостные системы: чисто наигрышная система (күү), наигрышно-песенная система (ыр). Таковые материально-предметного характера этого же периода кыргызской истории также являются системно организованными, но взаимосвязь компонентов в последнем случае зачастую не облигаторная, а факультативная.
Системные материально-предметные артефакты разберем на примере нижеследующего рисунка из книги известного немецкого историка-гуннолога Германа Шрейбера «Гунны» с пояснением: «Rekonstruktion eines hunnischen Lagers mit vorbeiziehender Karawane» («Реконструкция гуннского лагеря с проходящим мимо караваном») [Schreiber H. „Die Hunnen“, Düsseldorf und Wien, 1976, S. 72–V].
Рисунок 2.
Данный рисунок создавался по описаниям жизни и быта гуннов IV–V вв., фрагменты которых разбросаны по всей книге Г. Шрейбера.
Нас же сейчас интересует материально-предметные артефакты, до сего времени наличествующие в повседневном обиходе кыргызов, которые имели или имеют параллельное хождение у готов и у их прямых потомков – современных немцев.
У кыргызов, равно у древних тюрков и гуннов, такое временное, передвижное селение называется «айыл». Откроем «Большой немецко-русский словарь», том 1, под руководством докт. филол. наук, проф. О.Н. Москальской, составители: Е.Н. Лепинг, Н.П. Страхова, Н.И. Филичева, М.Я. Цвиллинг, Р.А. Черфас, на стр. 161 [М., 1980] и найдем: «Ául (Aúl) – аул; поселок (тюркских) кочевников».
Начнем вспоминать, когда же «тюркские кочевники» кочевали по территории Германии, и при этом такое длительное время, не будучи вытесненными (а германцы не терпят на своих землях никаких кочевников: ни тюркских, и нетюркских), и их поселения были такими же полноправными, как и селения самих германцев-немцев, что наименование их поселков даже вошло в основной словарный фонд немецкого языка и было зафиксировано в словаре (а в словарях фиксируются только устоявшиеся в лексике языковые единицы). Вспомнили, получается, что тюрки, а именно гунны или гуннокыргызы, дошли и кочевали по тогдашним осттотским и вестготским землям (на территории современной Южной России и Украины, Молдавии, Румынии и Болгарии) в IV в. и по собственно германским землям в Европе в Vв. Позже тюрки никогда до германских европейских владений не добирались; лишь в XIII в. до Венгрии добрались нетюрки-монголы, да и то после месячной передышки повернули и ушли назад.
Откроем теперь самое последнее издание названого словаря, т. I, но на этот раз под формальным руководством докт. наук, проф. О. Москальской (почему формальным – она ушла из жизни в 1983 г.), составители Е.И. Лепинг, Н.И. Филичева, М.Я. Цвиллинг и др., за 2008 г. Названная словарная статья на “Aul” сохранилась [М., 2008, с. 161]. Это означает только одно – то, что данная лексема “Aul” принадлежит к основному вокабуляру современного немецкого языка и применяется при описании (историческом описании) поселений кочевников (возможно, тюркских кочевников).
Рассмотрим далее данный рисунок. Мужчины, представленные на нем, обозначаются в готском и немецком – Маnn, в кыргызском же от гуннского и древнетюркского остался только словообразовательный компонент “-ман”: күйөрман (болельщик), билерман (знаток), окурман (читатель) и др.
Женщины, представленные на рисунке, обозначаются в гуннском, древнетюркском и кыргызском языках лексемой “катын”; правда, в современном кыргызском слово это имеет некоторый грубовато-уничи-жительный стилистический оттенок, но сути общего смысла это никак не меняет. В немецком языке – потомке готского – имеется аналогичное и по звучанию, и по значению слово “gattin” (жена, супруга) (произносится: гáттин), которое, видимо, стало основой для последующего современного производного Gate (der Gatte)- супруг. [“Большой немецко-русский словарь”, т. I, под рук. О.И. Москальской, М., 2008, с. 516–517].
В готском словаре можно найти слово “aba” (произносится: аба), обозначающее противопоставление к gattin (жена) – ”муж, супруг”, а также и: “дядя” [Braune W.”Gotische Grammatik: mit Lesestüchen u Wörterrez”, Tübingen, 1981, S. 178]. Сравним современное кыргызское “аба”, обозначающее в северных кыргызских диалектах: дядя по материнской линии.
Более того: в готском языке можно найти слово atta (ата), имеющее аналогичное гуннскому и кыргызскому значение: отец [цит. соч., с. 180].
Мальчиков-подростков и юношей в готском языке, в а позднее в древнесаксонском, обозначали лексемой “boy” (бой); сравним кыргызское “бой” (рост), “бойго жеткен” для юношей: достигший призывного возраста; для девушек: достигшая возраста выхода замуж.
Также, видимо, имеются определенные параллели между готско – немецким Herr (мужчина, воин, господин) и кыргызским “ээр” (мужчина, воин), поскольку готско-немецкий звук 'h' в начале произносится очень слабо и почти не слышится.
Гуннский котел, стоящий на рис. 2 на огне, в готском языке имел словоформу topp, которая после 2-го немецкого передвижения согласных стала topf (pp>pf) и в современном немецком имеет значение: горшок, кастрюля, котелок; при этом мотивировка “круглого” сохранилась. В кыргызском языке – потомке гуннского – cлово “топ” также имеет мотивировку “нечто круглое” (мяч, шар), но утратило этимологическое значение “округлости котла”. Но во всяком случае семантическая связь между гуннским “топ” и готским “tоpp” в значении “округлого предмета” сохранилась.
На рисунке также представлен верблюжий караван. Вспомним, что в кыргызском языке “каймал” обозначает: верблюдица по пятому году [Юдахин К.К. “Киргизско-русский словарь”, кн. 1: Фрунзе, 1985, с. 320]. В этом случае можно однозначно утверждать, что наименование этого животного в готском, древнесаксонском, равно в немецком и английском, Kamel заимствовано из языка гуннского, поскольку верблюды в европейских германских землях никогда не водились.
На лошадях, которые представлены на рисунке, под седло поверх потника постелены чепраки, служащие для украшения. В готском, и немецком языках они называются Schabrake (шабраке), связь данной лексемы с кыргызским чүпүрөк (тряпка, отрез материи), чүпүрөк – чапырак, несомненна.
На заднем фоне рисунка всадник на лошади ведет в поводу двух волов: здесь также наличествует непосредственная связь между готским наименованием okez и немецким Ockse, с одной стороны, и гуннско-кыргызским “өгүз”, с другой; во всех означенных языках слова имеют одно и то же значение: кастрированный бык, используемый на тяжелых сельскохозяйственных работах. При этом невозможно точно установить, из какого языка в какой (из гуннского в готский или наоборот) заимствовано наименование вола, поскольку оба они: и гунны, и готы - являлись древним скотоводческим народом.
И завершает наше описание материально-предметных артефактов гуннского кочевья на территории Германии само понятие кочевки, ведь кочевье не стоит на месте, а часто и скоро перемещается на новое, более благодатное место. В немецком языке со времен готского сохранилось понятие конно-тягового перемещения: Kutsche (повозка), kutschen, kutschieren (править повозкой, перемещаться на повозке), Kutscher (возница) [“Большой немецко-русский словарь”, т. 1, под рук. О.И. Москальской, М., 2008, с. 760]. Сравним готско-немецкий корень слова “kutsch” с таковым гуннско-кыргызским “көч”. Также можно провести параллель с антско-русским “коч” (кочевник, кочевать, кочевье), ведь славянские анты с самого начала и до конца долгого гуннского похода в Европу были вместе с ними и участвовали в большинстве сражений на их стороне, а особенно мощно поддержали их в знаменитом Каталаунском сражении в 451 г.
Амангельды Бекбалаев, доктор филологических наук, профессор, декан гуманитарного факультета Кыргызско-Российского Славянского университета
