В многовековой истории кыргызского народа и Кыргызстана много как героических и славных событий, которыми мы по праву гордимся, так и трагических, и печальных. Самыми трагическими страницами в истории кыргызского народа ХХ в. стали события национально-освободительного восстания 1916 г. Как известно, без осмысления прошлого трудно понять настоящее и построить будущее. Поэтому важно сохранить историческую память об этой важной вехе в истории кыргызского народа.
Причины восстания
Во-первых, колониальный гнет и жестокая эксплуатация народов, в т.ч. кыргызов, увеличение налогов и поборов. Так, местное и русское население края были обложены кибиточной податью, государственными оброчной податью и налогом на городское недвижимое имущество, основным промысловым налогом. Они обязаны были также нести натуральные повинности по устройству и ремонту дорог, ирригационных систем, земские сборы и т.п. Одним из основных налогов, взимаемых с кыргыза-скотовода, была так называемая «кибиточная подать». К 1908 г. она увеличилась с 1 руб. 50 коп. до 4 руб. Поземельный налог взимался с русских крестьян-переселенцев и коренного населения, которое занималось земледелием. Он составлял 10% годового дохода от земледелия.
Земский сбор требовалось выплатить вперед за год. В начале ХХ в. этот сбор составлял 1 руб. 58 коп. с каждого двора и кибитки, 33% оброчной подати, или 25% кибиточного налога.
С 1905 г. коренное население облагалось налогом и за то, что оно не несло воинскую повинность. Этот налог составлял 5% кибиточной подати, 10% поземельного сбора или 15% оброчной подати. Существовали также государственный промысловый налог, акцизный сбор и таможенная пошлина. С населения взимался гербовый сбор и таможенная пошлина за безвозмездный переход имущества от одного лица к другому.
Кроме основных налогов царское правительство и его представители на местах взимали с трудового населения всевозможные подати и поборы. Часть коренного населения платила налог и за дрова. Он сначала взимался в размере 30 коп. с каждой юрты, затем – до 90 коп., а к 1915 г. – до 3 руб.
Денежные средства также собирались на содержание русско-туземных школ, ремонт и охрану дорог, на наем пеших и конных караульщиков, приобретение сельскохозяйственных орудий и др.
Тяжелым бременем на плечи коренного трудового населения ложились подати, взимаемые на содержание местных должностных лиц, в частности, волостных управителей, аильных старшин, биев, арык-аксакалов, мирабов и др. [2, с.42-44]
Во-вторых, массовое переселение русских крестьян в Среднюю Азию и Казахстан, которым передавались самые удобные для земледелия земли. Крестьяне-переселенцы презрительно относились к местному населению (кыргызам, казахам, узбекам и др.), захватывали водные источники, перекрывали воду, вынуждая их бросать свои наделы и перекочевывать. Кулаки-переселенцы, казачья верхушка не останавливались перед открытым грабежом и даже истреблением коренных жителей. Об этом свидетельствуют многочисленные телеграммы и прошения кыргызов и казахов, адресованные правительству. Так, в телеграмме доверенных кыргызов Шамшинской волости Пишпекского уезда Б. Тулекабылова и М. Кулова от 5 апреля 1917 г. говорилось, что русские кулаки «отбирают нашу киргизскую землю и запахивают ее, рубят лес, разрушают постройки, уничтожают сады и клеверники, угрожают перебить киргизов1, никакой власти в уезде нет и защищать нас некому» [2, с.145].
В-третьих, обезземеливание кыргызов. Так, к 1916 г. 6 % русского населения в Семиреченской области занимали 57,7% пригодных для возделывания земель, а 94% местного населения занимали 42,3%. Вскоре они теряют и эти земли, и уже арендуют землю у казны: в 1913–1916 гг. в Семиреченской области 60% арендаторов, бравших землю в годичную аренду, были кыргызы. На одного русского крестьянина в Туркестане приходилось в среднем 3,17 дес., а на одного коренного жителя – только 0,21 дес., т.е. в 15 раз меньше [3, с.5]. В 1916 г. из 598 659 десятин земли взято в годичную аренду, из них 485 770 десятин приходилось на кыргызов, как наиболее нуждавшихся в ней.
В-четвертых, создание в Семиречье казачества и вооружение переселенцев. Так, в 1898 г. переселенцы Семиреченской области получили 300 винтовок с патронами. По данным на 1901 г., в Туркестане на руках крестьян-переселенцев было 18,7 тыс. винтовок с боеприпасами. В целом перед восстанием 1916 г. 43% крестьян-переселенцев имело оружие [4, с.253].
В-пятых, первая мировая война, в которой принимала участие и Россия, легла тяжким бременем на плечи и без того бедствующего населения. Кыргызы были вынуждены посылать на фронт деньги, одежду, лошадей для кавалерии.
В-шестых, мобилизация на военно-тыловые работы местного населения, которое было освобождено от несения воинской службы.
В-седьмых, геополитическая ситуация – соперничество крупных держав в регионе (Англия, Турция, Германия).
Интересную точку зрения высказал очевидец восстания, русский чиновник Г.И.Бройдо. Он доказывал, что «восстание было результатом провокационной работы всей администрации, не исключая высшей (Ташкент и Семиречье), направленной к тому, чтобы вырезать киргизское население и очистить земли для дальнейшей колонизационной деятельности правительства. Нелепые и провокационные приказы, ложные разъяснения чинов администрации, натравливание русских поселенцев, организация из них отрядов, безнаказанность массовых убийств и бесчинств – все это было направлено на провокацию якобы восстания, которое дало бы основание к массовому «уничтожению» киргиз. Действия воинских отрядов и крестьянских дружин, вооруженных и организованных полицией, администрация края искусно расширяла район и остроту волнений, все более превращая киргизское населения в неприятеля в глазах приходящих войск» [5, с.28].
Но основное и главное – непосредственная деятельность власти, направленная на то, чтобы вызвать, провоцировать восстание для уничтожения человеческого материала Киргизии и для расчистки земли для новых колонизаций – это обстоятельство тщательно затушевывалось.
Уже после восстания в 1916 г. приезжал в Казалинск генерал Куропаткин и обещал местному казачьему населению наделы в Пржевальском уезде, в районах восстания. В Переселенческом Управлении тщательно изыскивали новые земельные фонды для будущих инвалидов и подготовлялись к изысканию «земельки» русскому мужику, который должен был в результате войны поднять свой голос и оружие за землю.
Киргизское восстание и было одним из средств царских палачей, уже в 1916 г. искавших земли, чтобы заткнуть глотку революционизирующемуся крестьянину. Вырезать киргиз – спугнуть их в Китай и захватить новые земельные фонды – вот что ожидало царское правительство в результате своей провокационной работы. Понадобился дьявольский провокационный план с мобилизацией, чтобы добиться восстания.
Систематическая работа по обезземелению трудящихся колоний, подавлению их общественной жизни, культуры, самодеятельности, и, наконец, физическое уничтожение – все это являлось и по сей день является основой колониальной политики всех буржуазных государств, хотя бы прикрытых фиговым листком Интернационала» [6, с.1-2].
Непосредственным поводом к восстанию послужил царский указ «О реквизиции» (25 июня 1916 г.) на тыловые работы. По этому указу все «инородческое» мужское население (от 19 до 23 лет) привлекалось для строительства оборонительных сооружений и военных сообщений [7, с.25]. К «инородцам» (так презрительно называли царские власти местное нерусское население) относились: кыргызы, казахи, yзбеки, таджики, туркмены, дунгане, уйгуры.
На тыловые работы планировалось набрать около 250 тыс. «инородцев», в т.ч. из Сыр-Дарьинской области – 87 тыс., Семиреченской – 60, Ферганской – 50, Самаркандской – 38, Закаспийской – 15 [3, с.20]. Хотя К. Усенбаев приводит немного другие цифры: из Сырдарьинской области – 60 тыс., Семиреченской – 43 тыс., Самаркандской – 32,5 тыс., Ферганской – 51,3 тыс. (около 200 тыс.) [2, с.57].
Расплывчатостью ряда положений указа умело воспользовались чиновники колониальной администрации и местные родоправители. От мобилизации освобождались представители местной феодальной власти (бии, манапы, бии, баи и духовенство), учащиеся высших и средних учебных заведений, почетные граждане. Манапы и бии при составлении мобилизационных списков злоупотребляли должностными полномочиями: искажали данные о возрасте призывников, составляли списки по своему усмотрению, в них заносились только бедняки и их сыновья, и т.д.
Народ, доведенный до отчаяния такими притеснениями, поборами и унижениями, поднялся на освободительную борьбу против угнетателей.
Этапы восстания. Исходя из целей и задач, социального состава и размаха восстания в Кыргызстане ученые выделяли несколько этапов. Так, Д.Меджитов поделил восстание на три этапа: подготовительный, восстание на юге Кыргызстана и восстание в северных районах Кыргызстана [8].
А. Зима, выявив некоторые недостатки работы Д.Меджитова, выделила только два этапа: «первый этап, общий для всей территории Киргизии, и второй этап – августовско-сентябрьский в Северной Киргизии, когда наряду с национально-освободительной борьбой, манапами и баями было организовано реакционное движение» [9, с.104-105].
На современном этапе учеными признана периодизация К.Усенбаева:
1) начало восстания (июль – первые числа августа). Этот период характеризовался в основном пассивными действиями повстанцев – постепенным возмущением народных масс против указа царя от 25 июня о мобилизации коренного мужского населения на военно-тыловые работы. Хотя во многих местностях возмущение трудящихся переходило в волнение, оно еще не имело широкого размаха. На этом этапе коренное трудовое население пыталось сорвать мобилизацию, не давать людей для отправки в трудовую армию. Батраки, занятые в хозяйстве местных баев и русских кулаков, прекращали работу и возвращались в родные аилы и кыштаки. Бросали работу и отходники, трудившиеся на кустарно-промышленных и горнорудных предприятиях края. Батраки и отходники, возвратившись домой, присоединялись к возмутившимся жителям своего аила или кыштака. Часть коренного населения, уклоняясь от набора в трудовую армию, откочевывала в труднодоступные горы. Некоторые собирались перейти границу и временно укрыться за пределами края. Многие готовились к сопротивлению. Со второй декады июля волнения трудящихся южного Кыргызстана, поскольку этот этап ярко выражен именно на юге, стали переходить в открытые выступления;
2) нарастание (август – первая половина сентября 1916 г.). Второй этап четко выявлен, по мнению К.Усенбаева, на севере Кыргызстана. Острие восстания было направлено против царского самодержавия, хотя повстанцы, как и раньше, продолжали бороться против местных феодалов, находившихся на службе у колониальных властей. Восстание приняло широкий размах и охватило весь Кыргызстан;
3) убыль, т.е. поражение восстания (с середины сентября по ноябрь 1916 г.), хотя народные массы продолжали оказывать упорное сопротивление царским карателям, нанося им ощутимые удары и определенный урон. Однако предотвратить поражение стихийного движения было невозможно [10, с.297-298].
Ход восстания. Восстание против царского указа о мобилизации на военно-тыловые работы началось 4 июля 1916 г. в г.Ходжент (Самаркандская область). 10–15 июля восстание распространилось на весь Андижанский, Кокандский, Ошский, Наманганский уезды Ферганской области (юг Кыргызстана).
Восставшие, в т.ч. рядовые кыргызы, выступали против войны и мобилизации коренного населения на тыловые работы, и категорически отказывались служить в трудовой армии. Они гневно заявляли: «Идти на войну мы не хотим. Пусть идут сами манапы рыть окопы, ведь они, как Шабдан и сыновья, получат от царя большие награды и высокие посты». «Зачем воевать?», «Ради кого умирать?», «Зачем мы будем защищать царя, именем которого нас грабят русские кулаки, манапы-болуши и аткаминеры?», «Не дадим рабочих», «Не будем давать своих братьев, лучше умрем на месте» [2, с.154].
С 10 июля до конца месяца кыргызы и узбеки южной части Кыргызстана оказывали сопротивление властям. Трудящиеся, доведенные до отчаяния царским указом и несправедливыми методами его реализации на местах, выступили, прежде всего, против представителей царской администрации. Восставшие поджигали канцелярии и списки мобилизованных на тыловые работы, наивно полагая, что таким путем они смогут избежать набора на тыловые работы.
В середине июля серьезное волнение произошло в г.Ош. После того, как было получено «высочайшее повеление» о наборе рабочих, у подножья Сулайман-горы собралось около 10 тыс. человек. Здесь были не только горожане, но и представители ряда кишлаков и аилов. Раздавались возгласы: «Воевать не будем!», «Сыновей не дадим», а в сторону царских чиновников, баев и мулл летели камни.
С 25 по 29 июля продолжалось выступление жителей Узгена. Его участники, вооружившись пиками, вилами, кетменями и палками, требовали выдачи посемейных списков мобилизованных.
В горных районах Наманганского и других уездов Ферганской области, населенных кыргызами, восстание приобрело затяжной характер, возникнув во второй декаде июля и продолжаясь до глубокой осени. Этому в значительной мере способствовала сама горная местность, где кочевникам и полукочевникам было легче скрываться от карательных отрядов. Сопротивление мобилизации принимало здесь своеобразную форму. Как правило, бедняки призывного возраста группами уходили в горы, где и оставались до тех пор, пока в аилах не заканчивалось составление посемейных списков [11, с.338-339].
Восстание на юге, получившее широкий размах со второй половины июля, было жестоко подавлено, однако оно не прекратилось, а перекинулось на территорию северного Кыргызстана. Здесь оно проходило на уровне вооруженных столкновений с оснащенными современным оружием царскими войсками [4, с.254].
В начале августа восстанием были охвачены: Пишпекский и Пржевальский уезды, Центральный Тянь-Шань (Сусамыр, Кочкор, Джумгал и др.), Иссык-Кульская котловина. Восстание 1916 г. не имело общего руководства, однако в ходе восстания выдвинулись лидеры как из народных масс (Т.Алыбаев, А.Табалдин, Ч.Мондоев и др.), так и из бийско-манапской среды (М.Шабданов, С.Шаменов, К.Абукин и др.).
Повстанцы обрушили свою ненависть и злость в первую очередь на представителей колониальных властей: уездных начальников, участковых приставов, писарей и других царских чиновников, а также кулаков-переселенцев, охранявших интересы царского самодержавия. Так, 8 августа восставшие жители Сарыбагышевской и Атекинской волостей напали на временно исполнявшего обязанности начальника Пишпекского уезда и местных чиновников. Им едва удалось убежать.
На южном берегу Иссык-Куля повстанцы убили помощника Пржевальского уездного начальника и его охрану. Такая же участь постигла мировых судей четвертого и шестого участков. Канцелярские бумаги и деловая переписка были сожжены. 10 августа восставшие кыргызы напали на заведующего Загорным участком, отличавшегося жестокостью и самочинством, убили его и писарей, одного солдата и нескольких чиновников Переселенческого управления. Повстанцы Пржевальского уезда убили судебного пристава Ташкентского окружного суда, двух полицейских стражников, нескольких священников, 332 казака-карателя, 28 солдат и нескольких офицеров [3, с.74].
«В процессе восстания, начав с убийства местной администрации, восставшие, чем дальше, тем больше направляли свои удары и на местных эксплуататоров из коренных национальностей, что с особой резкостью проявилось в хлопководческих районах» [2, с.7]. Антифеодальный характер восстания проявлялся в том, что беднота нападала на представителей низшего звена туземной администрации в крае, в которой служила местная знать (бии и манапы): волостных управителей, аильных и сельских старшин. Как отмечалось выше, они в списки призываемых вносили только бедняков и их детей, освобождая тех, кто давал им взятки. К примеру, араванский волостной управитель, рассчитывая получить «побольше денег с населения, решил всех записывать в призывные списки, а затем вычеркивать тех, кто заплатит за это соответствующую сумму» [2, с.156].
Рядовые дыйкане Тулебердиевской области напали на «своего» управителя, который пытался отправить в трудовую армию только бедняков. Но волостному управителю и его джигитам удалось бежать. [3, с.73-74]. В местности Санташ Пишпекского уезда участники выступления под угрозой смерти заставили своего волостного управителя и аильных старшин прекратить запись мобилизуемых. Группа рядовых скотоводов приблизительно 100 человек намеревались убить он-арчинского волостного управителя и аильного старшину, но им удалось бежать в Нарын.
Борьба трудящихся против местных биев и манапов, состоявших на службе у царского правительства, настолько обострилась, что многие из последних отказывались составлять списки призываемых. Начальник Андижанского уезда в рапорте от 22 июля 1916 г. с сожалением отмечал, что «почетные туземцы, которые когда-либо пользовались большим влиянием на народ, теперь это влияние утратили настолько, что открыто боятся даже говорить с народом на темы о созыве рабочих» [2, с.157].
Многие крупные манапы, в частности, волостные управители, опасаясь за свою жизнь, обращались к начальникам Пржевальского и Пишпекского уездов с просьбой арестовать и посадить их в тюрьму, иначе рядовые «киргизы призывного возраста и их родственники перережут всех своих представителей» [2, с.157], занятых в аппарате волостного управления, аильных и сельских общин.
Восставшие смело вступали в бой с царскими войсками, не дрогнув перед вооруженными и организованными карательными отрядами. Иногда они даже заставляли карателей отступать. Однако восстание носило стихийный, неорганизованный характер, не имело единого руководства и четкой программы действий. Все эти недостатки привели к поражению восстания.
Для подавления восстания из действующей армии был вызван генерал А.Куропаткин, который имел опыт подавления восстания кыргызов в 1873–1876 гг. Он был назначен генерал-губернатором края. Под свое командование он, к присутствующим в округе войскам, получил дополнительно 11 батальонов и 3300 казаков.
В августе большинство очагов восстания в Туркестане было жестоко подавлено, в отдельных горных районах сопротивление восставших продолжалось до сентября – октября 1916 г.
Для расправы с участниками восстания 17 июля 1916 г. в Ташкенте был образован Особый временный военный суд, 21 июля во всех областях Туркестана (в т.ч. и в Кыргызстане) было введено военное положение.
После подавления восстания началось беспощадное уничтожение не только повстанцев, но и мирного населения. Царское правительство дало прямые указания безжалостно подавлять участников восстания, карать и уничтожать местное население, грабить и сжигать кыргызские аилы. Русским переселенцам было разрешено восстанавливать потери, понесенные ими в результате восстания, за счет скота и имущества «бунтовщиков».
Военно-полевые суды безоговорочно приговаривали участников восстания к расстрелу и немедленно приводили приговоры к исполнению. Эти суды только в Туркестане приговорили к смертной казни 347 человек, к каторжным работам – 178, к тюремному заключению – 129. Огромное количество людей уничтожалось карателями без суда и следствия.
Карательные отряды и помогавшие им крестьяне-переселенцы подвергали беспощадной резне не только повстанцев, но и не принимавших в восстании стариков, женщин, детей. Например, свыше 500 кыргызов из с. Беловодское по обвинению в участии в мятеже были заперты в сарай, а на следующий день зверски убиты. То же самое произошло на Иссык-Куле в с. Теплоключенка – было убито около 500 чел, более 100 трупов брошено в речку Ак-Суу. В г.Пржевальске (ныне Каракол) из 700 местных дунган в живых осталось только 6 человек [4, с.257].
Спасаясь от расправы и поголовного уничтожения, тысячи кыргызов Иссык-Кульской котловины, районов Кочкорки, Джумгала, Кемина и Чуйской долины в конце сентября начали беспорядочный «исход» (бегство) в соседний Китай. Однако карательные отряды и дружины крестьян-переселенцев настигали людей, нагруженных домашним скарбом и гнавших оставшийся от разграбления скот, грабили, подвергали их издевательствам, а затем убивали. Многие бежавшие замерзали на заснеженных перевалах, срывались в пропасти, умирали от голода. По китайским сведениям, из Семиреченской области бежало более 332 тыс. чел, из них 130 тыс. кыргызов. В восстании 1916 г. погибло более 200 тыс. кыргызов. Население только северного Кыргызстана сократилось на 41,4 % [4, с.257].
Восстание 1916 г., независимо от итогов, послужило мощным толчком к пробуждению национального самосознания, формированию сил для борьбы за освобождение.
Летом 1916 г. члены некоторых фракций Государственной Думы поднимали вопрос о вопиющих нарушениях закона в процессе призыва туркестанского населения на тыловые работы. Он также обсуждался на совещании членов Государственной Думы. В результате выяснилось, что царский указ от 25 июля 1916 г. не имел юридической силы и не подлежал реализации, так как не был одобрен Государственной Думой.
Депутат А.Керенский, в сентябре 1916 г. посетивший Туркестанский край, в своем выступлении на этом заседании 13 декабря 1916 г. отметил, что в продолжение всей войны с местного населения беспрерывно шли реквизиционные сборы, сборы лошадей, кибиток, верблюдов. Население жертвовало в огромных количествах. «Причиной всего того, что произошло в Туркестане, является исключительно центральная власть, объявившая и проведшая в жизнь беззаконный указ... с нарушением всех элементарных требований закона и права. Это они являются виновниками того, что они разрушили эту цветущую окраину, что они создали там условия, при которых местное население начинает голодать. Это они… виновники того, что ко всем фронтам войны прибавился новый Туркестанский фронт» [12, с.122]. А.Керенский резко осудил действия карательного отряда царизма в г. Токмак: «В Токмаке, маленьком городе... начальник карательной экспедиции генерал Фольбаум блестяще выполнял приказ своего начальника, а его молодцы случайно или шутя заложников мирной волости кыргыз, пришедших к ним добровольно, потопили, переходя одну из речушек» [12, с.122].
Характер восстания. Разные мнения сложились при определении характера восстания. К.Харлампович, В.Некрасов-Клиодт были убеждены в том, что восстание носило не революционный, а стихийный характер [13].
И.Меницкий считал, что в 1916 г. произошло выступление угнетенных классов... против как своей туземной буржуазии, так равно всех других эксплуататоров без различия национальностей и русской администрации как защитника этих эксплуататоров. Следовательно, согласно его точке зрения, подчеркивание национального момента по существу неверно и политически вредно [14, с.151].
Т.Рыскулов, критикуя это положение И.Меницкого, выделял национальные моменты восстания, используя основы марксистко-ленинского учения. Он считал, что национальный гнет царизма в Туркестане не отличался от гнета в других европейских государствах. Исходя из этого, он утверждал, что «...противоречия, вытекающие из колониального гнета царизма, и послужили причиной, заставившей туземные трудовые массы поднять восстание, в первую очередь, против русской власти. Причем повстанцы в своих нападениях не разбирали ни русских царских чиновников, ни русских крестьян, ни русских рабочих, а во-вторых, на туземный имущий элемент повстанцы нападали постольку, поскольку они были соучастниками или пособниками русских. Все это показывает, что восстание было направлено вообще против русских» [15, с.175-176].
Ю.Абдрахманов также исходил из того, что восстание, направленное против царизма, приняло характер восстания против всех русских. Хотя на современном этапе развития кыргызской исторической науки эти взгляды признаны неверными. Он практически первым утверждал, что руководство восстанием отдельных представителей баев и манапов есть прогрессивное явление [16, с.175].
Б.Исакеев придерживался противоположной точки зрения, поскольку он считал, что «баи и манапы... занимались предательством и играли агентурную роль для царского правительства» [17, с.33].
И.Чеканинский, как считает исследователь Ж.Жакыпбеков, при оценке восстания 1916 г. занимал более объективную позицию [18, с.111]. Опираясь на материалы Семиреченского областного статистического комитета, И.Чеканинский охарактеризовал выступление 1916 г. как организованное восстание, подготовленное целым рядом лет той «инородческой» политики, которую вели не только органы местной власти, но и центральное правительство. Он смело утверждал, что конечной целью выступления были не апелляции, а желание угнетенной национальности путем самостоятельной борьбы сбросить с себя и цепи рабства, и расчистить путь к политической свободе нации к самоопределению и экономической независимости [19, с.4].
Что касается вопроса тактики расчленения покоренных степных народов Средней Азии со стороны Российской империи, И.Чеканинский писал: «Русское правительство опасаясь сплоченности степняков и их способностей организовывать неожиданные массовые набеги... пользуясь темнотой кыргызского населения, стремилось прибегать, с одной стороны, к сеянию вражды между отдельными кыргызскими родами и партиями, чтобы тем самым ослабить сопротивляемость кыргыз, и с другой стороны, вызвать с жестокостью подавляемые «мятежи», и этим доказать массам, что всякое сопротивление «русскому оружию» есть лишь выражение ничтожности перед силами великой России и могуществом белого царя» [19, с.26-27]. Следовательно, он здесь зримо показал провокационную роль царского правительства и его уродливой «инородческой» политики по отношению к колониальным народам [18, с.111].
Единое мнение сложилось только в оценке движущих сил восстания. Все авторы утверждали, что это были широкие массы земледельческой бедноты, батрачества и середняков.
В 1920-х – середине 1930-х гг. в кыргызской историографии восстание 1916 г. было признано общенациональным, имевшим некоторые противоречивые черты.
С середины 1930-х гг. в официальной трактовке восстания 1916 г. в науке стали насаждать новые взгляды, исходя из партийной установки усиления классового подхода. Новая трактовка в оценке восстания 1916 г. была высказана Т.Рыскуловым в работе «Киргизстан». Опираясь на материалы обследования бывшего Переселенческого управления 1916 г., он оценивает его как восстание широких трудящихся слоев туркестанского населения, которые не раз поднимались против царской администрации и своих имущих классов. Он был вынужден более четко определить расстановку классовых сил в ходе восстания. В связи с этим он отмечал, что симпатии передовых русских рабочих и местной русской крестьянской бедноты были на стороне восставших, «восстание 1916 года было восстанием не только против царизма, но и против имущих эксплуататорских верхушек самого киргизского населения. Повстанцам удалось привлечь на свою сторону некоторых из бедняков-русских крестьян, которые, так же как и трудящиеся киргизы, одинаково угнетались русским царизмом и кулачеством» [20, с.59]. Это уже другой аспект (союз местной бедноты с беднейшими русскими переселенцами) в оценке восстания. Поэтому он, отстаивая классовый принцип в интерпретации событий 1916 г., подчеркивал, что восстание, в первую очередь, было направлено против местных эксплуататорских классов.
В 1940-1950-е гг. в исторической науке проявляется тенденция обеления колониальной политики российского царизма в регионе. В результате все движения, направленные против колониальной политики российского самодержавия, в т.ч. восстание 1916 г., характеризовались как «феодально-монархические» и «националистические».
Это привело к тому, что в 1950-1960-х гг. в восстании 1916 г. стали выявлять признаки антинародности и реакционности либо пытались предать забвению сам этот исторический факт [2, с.3]. Но народы региона, неравнодушные к прошлому своих предков, никогда не забывали эту трагическую страницу своей истории.
С.Ильясов, Г.Нуров и др. ученые, выполняя установки партии, стали выделять реакционные очаги в ходе восстания 1916 г. на севере Кыргызстана, в частности, в районах Токмака, Большого и Малого Кемина, Кочкора и Иссык-Кульской котловины, т.е. там, где выступления коренного населения имели наиболее широкий размах [21, с.165-169].
Эта же тенденция четко проявилась в работе научной конференции «О характере национальных движений в Киргизии во второй половине XIX – начале ХХ в.» (12-16 мая 1953 г., Фрунзе/Бишкек). В резолюции конференции было отмечено, что в отдельных районах, где руководство восстанием удалось захватить феодально-родовой верхушке (волости бывшего Токмокского участка и некоторые волости Пишпекского уезда), восстание носило реакционный характер. Признавалось, что восстание в этих очагах превратилось в реакционное, антирусское, феодально-монархическое и националистическое.
На Ташкентской объединенной научной сессии, посвященной истории народов Средней Азии и Казахстана (1954 г.), определились различные оценки восстания 1916 г.: 1) большинство участников признавало прогрессивный характер восстания и в то же время не отрицало существования реакционных очагов в движении; 2) часть исследователей сомневались в прогрессивности движения, хотя и не отрицали широкое участие народных масс в восстании. У сторонников этой точки зрения не было ясности: являлось ли оно революционным или реакционным, спровоцированным иностранной агентурой; 3) некоторые историки выступили в прениях с категорическими заявлениями о реакционности данного восстания [22, с.92].
К примеру, Х.Турсунов характеризовал борьбу местного населения против колониального гнета царизма как неотъемлемую часть борьбы народов Российской империи против мировой войны и царского самодержавия. Используя классовую теорию, он доказывал, что сепартистско-националистические идеи баев и манапов объявить «газават» не были поддержаны народными массами [23, с.254].
Одним из первых ученых К.Усенбаев, несмотря на партийные установки, отрицал наличие реакционных очагов в ходе восстания. Районы в Токмаке, Кемине, в Иссык-Кульской котловине и центральном Тянь-Шане он считал «районами основных очагов восстания [10, с.286].
К.Усенбаев выявил специфические особенности данного восстания. Они порождались историческими условиями, сложившимися в Кыргызстане в конце XIX – начале ХХ вв., и обусловливались двойным гнетом, под которым изнывали коренные трудовые массы. Патриархально-трудовые отношения, проникновение элементов капитализма и наличие родового быта наложили отпечаток на возникновение, ход и характер восстания 1916 г. В его ходе проявлялись патриархально-родовые пережитки. Нередко ряды участников выступления состояли из людей, находившихся в кровнородственных отношениях. В некоторых местностях, в частности в Центральном Тянь-Шане, повстанцы выступали под знаменем своих бывших родовых и племенных батыров, выдвигали родовые и племенные «ураны» (боевой клич) и т.п. Восставшие в известной степени придерживались родовых и племенных делений. Они старались избирать своими руководителями родственников. Во время выступления и отступления члены родовых и подродовых объединений старались быть вместе. Именно в этом и заключалась одна из специфических особенностей восстания кыргызов 1916 г. [10, с.298-300].
Характер восстания 1916 г. К.Усенбаев определял в целом как национально-освободительный, антивоенный, антиимпериалистический и частью антифеодальный, а в целом как революционный.
Точку зрения К.Усенбаева об отсутствии реакционных очагов поддержал А.Хасанов: «Никаких реакционных очагов не было» [24, с.62]. Отмечая особенности восстания, он говорил, что в отдельных местностях усилилась ненависть к кыргызским манапам и русским кулакам. Объясняя причину страдания мирного русского населения, он утверждал, что «виновниками национальной розни в период восстания 1916 г. были не народные массы киргизов и русских, а киргизские и русские эксплуататоры, т.е. имущие классы этих национальностей» [24, с.62-63].
Проанализировав социально-экономические и политические предпосылки, движущие силы, Э.Юсупов и Х.Турсунов [25] доказали, что восстание 1916 г. является народным по своему характеру. Анализируя такой сложный вопрос, как участие в нем феодальной элиты, авторы не идеализировали его отдельных противоречивых моментов. Они не отрицали, что в ходе восстания в отдельных местах (Семиречье и Джизак) представители феодальной знати, используя выступления трудящихся, стремились вернуть свое было господство и выдвигали лозунг «газавата». Для феодальной знати этот лозунг являлся попыткой поставить под знамя «священной войны против неверных» восставшие массы и использовать их движение в своих религиозно-фанатических и националистических целях. Но, как справедливо указывают авторы, для восстания 1916 г. религиозные мотивы не были характерны. «Освободительную войну народов Средней Азии и Казахстана в период восстания 1916 г. надо рассматривать как один из важных факторов, способствовавших нарастанию революционного движения рабочего класса России» [25, с.164].
Со временем, теория о реакционных очагах в восстании 1916 г. постепенно была преодолена в кыргызской историографии.
С первых лет обретения государственной независимости Кыргызстаном историческая память народа начала восстанавливаться. Так, усилиями движений «Ашар» и «Демократического движения Кыргызстана», политической партии «Асаба» ежегодно стали проводить пешие походы по следам бегства кыргызов и их массовой гибели от пуль царских карателей. Участники походов на местах собирали многочисленные останки до сих пор не погребенных участников восстания и мирных жителей, предавали их прах земле, организовывали митинги памяти жертв восстания 1916 г. По традиции такие походы завершаются на кыргызско-китайской границе в районе перевалов Бедель и Торугарт Какшаальского хребта, где бегущие от расправы кыргызы в массовом количестве пересекали границу с Китаем и гибли на заснеженных перевалах у ледников.
Согласно Постановлению Жогорку Кенеша (парламент) Кыргызской Республики, с 2008 г. в начале августа каждого года в республике отмечается одна из самых трагических дат в истории государства – «Уркун» (исход) в Китай после восстания 1916 г.
В Кыргызстане стали появляться альтернативные точки зрения на восстание 1916 г., в частности, теория геноцида против кыргызского народа, предпринятого царским самодержавием. Эта теория основывается на теории провокации Г.Бройдо [4].
До сих пор ученые ведут споры о потерях, понесенных кыргызским народом в ходе и после восстания. В 1917 г. царские чиновники отмечали: «По Пишпекскому и Пржевальскому уездам число киргизских хозяйств до восстания было 62 340, к январю 1917 г. – 20 365, т. е. убыль – 41 975. Иначе говоря, в этих районах охваченных восстанием, выбыло 66% киргизского населения» [3, c.11].
К.Усенбаев считал, что общее число участников восстания, убитых колонизаторами и погибших от голода и эпидемии в период деятельности Временного правительства, достигло 20 тыс. человек. В результате жестокого подавления восстания и враждебного отношения правительства к повстанцам численность коренного населения Северного Кыргызстана уменьшилось на 119 215 человек, или на 41,4%, а по Семиреченской области – на 25%. Коренное трудовое население Северного Киргизстана, особенно Пржевальского и в значительной степени Пишпекского уездов, находилось под угрозой поголовного истребления и вымирания [2, с.147].
Согласно данным 1913 г. кыргызы составляли 13,5% от 9,5-миллионного населения Туркестана (без Бухарского эмирата и Хивинского ханства), то есть примерно 1 282 500 человек [26].
В 1917 г. по сельскохозяйственной переписи численность кыргызов составила 634,8 тыс. человек то есть, убыль населения составила 647 700 человек. В Пржевальском уезде к моменту переписи насчитывалось всего 14,5 тыс. кыргызов. Конечно же, многие кыргызы, вынужденные бежать в соседний Китай, вернулись (по китайским данным количество беженцев было около 332 тыс. человек), но все же потери были катастрофическими. Согласно данным по определению состава населения Туркестанской Автономной ССР накануне национального размежевания, в сентябре 1924 г. кыргызов насчитывалось 860 тыс., которые были расселены на территории Сыр-Дарьинской, Семиреченской и Самаркандской областей. Разница между цифрами 1913 г. и 1924 г. составляет более 422 тыс. человек [26].
Согласно официальным данным, в августе-сентябре 1916 г. погибло более 300 тыс. кыргызов. Альтернативная версия гласит о смерти 170 тыс. человек, погибших от голода и холода при бегстве через перевал Бедель в Иссык-Кульской области.
Таким образом, в постсоветский период многое сделано и делается для восстановления исторической памяти кыргызского народа относительно восстания 1916 г., проведены исследования, проливающие свет на малоизученные аспекты восстания на основе новых теоретических подходов и использования ранее не известных архивных документов, имеющих отношение к проблемам восстания 1916 г.
Из сборника статей международной научно-практической конференции, посвященной «100-летию Национально-освободительного восстания 1916 года: историческая память и современное значение» (Бишкекский гуманитарный университет им. К.Карасаева, 18-19 апреля 2016 г.)
1 В советский период употреблялся термин «киргиз», «киргизское населения», в постсоветский период – «кыргыз», «кыргызское население».
Список используемой литературы:
1. Смоленский Н. Теория и методология истории. – М.: Издательский центр «Академия», 2007.
2. Усенбаев К. 1916 г.: героические и трагические страницы. – Бишкек,1997.
3. Восстание 1916 г. в Киргизстане. Сборник док-ов и мат-ов. – Бишкек, 1937.
4. Асанканов А. История Кыргызстана (с древнейших времен до наших дней). – Бишкек, 2009.
5. Бройдо Г. Материалы к истории восстания в 1916 г. // Новый Восток – 1924 – № 6.
6. Бройдо Г. Восстание киргиз в 1916 г. – М., 1925.
7. Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане. Сб. док. – Ташкент, 1937.
8. Меджитов Д. Восстание киргизов в 1916 г. Тезисы канд.дис. // Известия Кирг. ФАН СССР. 1947. Вып. VI.
9. Зима А. О характере восстания 1916 г. в Киргизии // Труды ИЯЛИ Кир. ФАН ССР. Вып. IV, 1954.
10. Усенбаев К. Восстание 1916 г. в Киргизии. – Фрунзе, 1967.
11. История Киргизской ССР. Т.II. – Фрунзе: Кыргызстан, 1986
12. Государственная Дума о восстании: Стенографический отчет Государственной Думы. Четвертый созыв. Сессия 5 Заседание шестнадцатое, Вторник 13 декабря 1916 года в закрытом заседании // Восстание 1916 года: Сборник документов. – Ташкент, 1932.
13. Харлампович К. Восстание тургайских казах-киргизов 1916-1917 гг. (по рассказам очевидцев) – Кызыл-Орда, 1929; Некрасов–Клиодт В. Реквизиция киргиз на тыловые работы в 1916 году: Очерк. – Кызыл-Орда, 1926.
14. Меницкий И. О характеристике событий 1916 г. в Туркестане. По поводу статьи тов. Рыскулова «Восстание туземцев в Туркестане» // Коммунистическая мысль. Кн. 2. – Ташкент: Изд-во САКУ, 1926. – С.151-155.
15. Рыскулов Т. Восстание туземцев Туркестана в 1916 г. // Очерки революционного движения в Средней Азии. – Ташкент, 1926. – С. 47-122; Рыскулов Т. Восстание туземцев в Средней Азии в 1916 году. В 2 ч. – Кызыл-орда, 1927.
16. Абдрахманов Ю. Незабываемая годовщина (К 15-летию восстания в Киргизии) // Советская Азия. Кн. 5-6. – М., 1931.
17. Исакеев Б. Киргизское восстание 1916 года. – Фрунзе, 1931; Исакеев Б.И. 20-летие восстания в Киргизии // Революция и национальности. – 1936. № 9.
18. Жакыпбеков Ж. Проблемы советской историографии восстания 1916 г. в 20-30-х гг. ХХ в. // Россия – Кыргызстан: на пути интеграции. – М.,2010 – № 2.
19. Чеканинский И. Восстание киргиз-казаков и кара-киргиз в Джетисуйском (Семиреченском) крае в июле-сентябре 1916 года. – Кызыл-Орда, 1926. (отдельный оттиск).
20. Рыскулов Т. Киргизстан. – М.: Соцэкиздат, 1935.
21. Ильясов С., Нуров Г. О некоторых вопросах истории киргизского народа дооктябрьского периода // Труды ИЯЛИ Кир. ФАН СССР. Вып 3. – Фрунзе, 1952.
22. Жакыпбеков Ж. Историография социально-экономической и политической истории Кыргызстана во второй половине – начале ХХ вв. – Бишкек, 2013.
23. Турсунов Х. Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане. – Ташкент, 1962.
24. Хасанов А. К историографии национально-освободительного движения в Средней Азии в эпоху империализма // ХХV съезд КПСС и задачи изучения истории исторической науки. Ч.2. – Калинин, 1978.
25. Юсупов Э., Турсунов Х. К вопросу о характере восстания 1916 г. в Средней Азии // История СССР – 1981 – №5. – С.157-164.
26. http://www.barakelde.org/muras/news:406/