Из цикла «Археология и история Кыргызстана. Избранное»
Саки, пастухи овечьи, скифского рода,
Живущие в Азии, пшеницей обильной.
Херил Самосcкий
Строки, вынесенные в эпиграф, принадлежат автору поэмы «Персика» - древнегреческому поэту с острова Самос. Несмотря на то, что поэма, написанная в V в. до н. э., дошла до нас в фрагментах, немного найдется стихотворных строф, которые бы столь лаконично и емко поставили два основных спорных вопроса реальной истории саков, которые так долго были предметом дискуссий современных историков. Первый постулат Херила - «саки ... скифского рода» убедительно доказал еще в XIX в. видный русский ориенталист В.В. Григорьев в труде, который был озаглавлен слегка перефразированной строкой из Херила (Григорьев В.В. О скифском народе саках. - СПб., 1871.).
 |
| Сакские воины |
Научный мир сразу принял тождество «саки = скифы», хотя и находились упрямцы, по-прежнему отвергавшие его. Сложнее обстоит дело со вторым постулатом - «пастухи овечьи ... в Азии, пшеницей обильной». Как толковать Херила? Имел ли он в виду, что саки пасли овец в Азии, где другие народы возделывали обильные хлеба, или сами саки-пастухи выращивали еще и пшеницу? Вопрос очень важный для историка, так как речь идет о типе хозяйства саков: чистые скотоводы или скотоводы и земледельцы? Этот же вопрос актуален и в отношении хозяйства усуней.
Древнегреческие авторы очень ярко рисовали непривычный для них кочевой быт саков (скифов). Здесь и тяжелые крытые повозки, которые являются передвижными домами, и громадные отары овец, табуны коней, стада быков, и хозяева этого скота - вооруженные тугими луками лихие всадники, настолько «сросшиеся» с конем, что и ходить-то почти разучились на своих кривых ногах, и специфический напиток кочевников - кумыс, и еще множество других экзотических подробностей, которые будоражили воображение оседлых жителей греческих полисов - земледельцев и мастеровых.
То же самое, независимо от греков, писали древнекитайские хронисты об усунях и гуннах для рисоводов и шелководов долины реки Хуанхэ, запуганных частыми набегами кочевников.
В земледельческих цивилизациях складывался стереотип кочевника-номада - вечного пастуха бродяг, странствовавшего на необозримых просторах степей и гор и не знавшего своей родины. Он был зачат в одном месте, рожден в другом, а вскормлен далеко и от первого, и от второго. Ошеломляющий выход кочевников на историческую арену, в частности, вторжение киммерийцев и среднеазиатских скифов в Переднюю и Малую Азию, обусловил рождение легендарного образа кентавра - коня с торсом человека, который как олицетворение кочевника-скотовода вошел в мифологию многих народов.
Моральный облик кочевников, если судить по античным сочинениям, конечно же, оставлял желать лучшего. Степнякам ничего не стоило организовать конные разбойничьи отряды для набегов на земледельческие оазисы, сжечь поселения, перебить мужчин, а женщин угнать в плен. Из черепов убитых врагов они делали чаши, из которых пили на пирах, вытирая при этом бороды скальпами, снятыми с этих же голов. Кочевники пили вино, не разбавляя его водой, и напивались допьяна. А если и разбавляли, то только собственной кровью при заключении важных дружественных союзов. Преклонных старцев кочевники убивали, а потом лакомились их мясом. Подобными былями и небылицами пестрят произведения древних авторов как с побережья Средиземного моря, так и с берегов Хуанхэ. Есть, однако, между ними и разница.
Древнегреческие авторы, описывая саков и скифов, изображают странных, непонятных, суровых, но справедливых, умных и деятельных людей. На страницах их произведений нашлось место для повествования о мудрости скифа Анахарсиса, которого объявили одним из семи мудрецов мира, изобретателем трута, якоря, гончарного круга, и для описания неотразимого обаяния царицы саков Зарины, и для рассказа о патриотизме простого пастуха Ширака, отдавшего жизнь за свободу родной земли (Кузьмина Е.Е. В стране Кавата и Афрасиаба - с. 79-81.).
Ничего подобного мы не встретим в трудах древнекитайских авторов, где кочевники представлены как хищники, не признающие человеческих законов, не имеющие стыда и совести, помыслы которых направлены только на убийства ради грабежа. «Kaк дикие звери и птицы», - характеризуются кочевники в летописи «Ханьшу» (Бичурин. Н. Я. (Иакинф). Собрание сведений - Т. 1. - с. 53.).
Итак, довольно суровый, но привлекательный образ кочевника, созданный на страницах произведений греческих авторов, становится отталкивающим, звероподобным, если опираться только на китайские - древние хроники. Это лишь один из примеров тенденциозности древних сочинений, правда, проявившейся наиболее рельефно и сразу бросающейся в глаза. Не можем же мы и впрямь предположить, что кочевники были одними по отношению к грекам и совершенно другими в контактах с китайцами. Ларчик открывается просто. Греки и их колонии в Причерноморье находились в постоянных преимущественно дружественных торговых и культурных связях с соседями-скифами. Большую симпатию у греческих авторов вызывала успешная борьба скифов и саков с извечным врагом Древней Греции Ираном. Идиллий в отношениях греков и скифов не было, тем не менее они редко перерастали в открытую вражду.
В Центральной Азии все было наоборот. Древний Китай и кочевники вели между собой длительную, с переменным успехом, борьбу - борьбу за выживание, в которой не считались зазорными обман, коварство, удары из-за угла и в спину, ложные клятвы и заверения. Древнекитайские империи, проводя традиционную великодержавную политику по отношению к «варварам», воспитывали ненависть и пренебрежение к ним, подчеркивая изначальную дикость и извечную отсталость степняков, лишая их общечеловеческих качеств. Без такой официальной пропаганды едва ли стали бы возможными мобилизации громадных людских ресурсов на походы вглубь степей и, особенно, на строительство Великой Китайской стены, а также стратегических военных дорог к ней.
В древнегреческой литературе наблюдается явная идеализация кочевников. Цель: оздоровление греческого общества. Метод оздоровления: возвращение к образу жизни героических предков. Для наглядности нравы воспитанных в суровых и вольных естественных условиях «варварской» жизни степняков противопоставляли утонченным и испорченным нравам в греческих полисах. Эта идеализация достигла апогея в жизнеописании скифского царевича Анахарсиса, сына царя Гнура и дяди царя Иданфирса, разгромившего полчища персидского царя Дария (514 г. до н. э.) (Доватур А. И. Повествовательный и научный стиль Геродота. - л., 1957. - с. 80.). Характерно, что в XVIII в. образ того же Анахарсиса использовали Руссо и писатели его круга для общественного порицания безоглядной роскоши и мотовства французского двора и подражавшей ему аристократии.
В Центральной Азии идеализация не была в чести. Здесь жили «реалисты». И если ханьцы официально проповедовали номадофобию, то северные «варвары» своей знатью воспитывались в том же духе по отношению к ханьцам. Показательно, например, что аварская (жуаньжуаньская) принцесса, вышедшая замуж за китайского императора, окружила себя большой группой соплеменников, которые вели себя при дворе дерзко и вызывающе. Сама «степная амазонка», став императрицей, прославилась только тем, что «ни разу в жизни не сказала ни одного слова по-китайски» (Крюков М.Б., Малявин В.Б., Софронов М.Б. Китайский эпос в средние века (VII-XIII). - М., 1984. - с. 67.).
Однако и «идеалисты», и «реалисты» единодушно», хотя и по разным причинам, в своих сочинениях выпячивали только одну сторону сложного хозяйства соседей - кочевое скотоводство. Сведения о других отраслях трудовой деятельности редки и неконкретны. Так, в китайских династийных хрониках формула «бродят в поисках травы и воды» стала трафаретной для характеристики хозяйственной деятельности всех степных народов с древнейших времен до XIX в. включительно. О других занятиях, по мнению хронистов, и говорить не стоило.
Даже серьезные историки XIX-XX вв. не всегда критически воспринимали многократные и недвусмысленные сведения античных авторов о кочевом скотоводстве как единственном типе хозяйства степняков в древности. Отсюда и хозяйственно-демографические расчеты, которые диктовали неверные политические выводы. Действительно, писали эти историки, для выпаса скота, сколько бы его не было, нет нужды в большом количестве пастухов. Значит, в аилах сосредоточивалось большое количество свободного от активной трудовой деятельности населения, которое легко было сколотить в конные отряды для набегов на соседей.
Объектом для нападения кочевников были не столько степняки, у которых кроме скота и взять-то нечего и которые, как правило, могли достойно постоять за себя, а города и поселения земледельцев. Здесь за глиняными стенами (не такая уж и непреодолимая преграда!) находились столь желанные для скотоводов зерно, ткани, высококачественные изделия из металлов, драгоценные украшения и, наконец, люди, которые не обладали ратным искусством степняка. Этих людей можно было пленить, а затем продать в рабство.
Итак, волки - степняки и овцы - земледельцы. Отсюда недалеко и до вредной и неверной теории об извечной, непримиримой вражде степи и оазисов, скотоводов и земледельцев, до деления на цивилизованные и дикие, на исторические и неисторические народы.
На самом деле все не так просто и однозначно. Благодаря трудам советских археологов в Причерноморье, Казахстане и в Средней Азии были открыты как крупные, так и небольшие поселения древних скотоводов, свидетельствующие о развитии в их среде земледелия и ремесел (См. карты: Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. - М., 1979. - С. 107,111; Левина Л. М. Поселения VII-V в. до н. э. и. «шлаковые» курганы южных районов Сырдарьинской дельты / / Кочевники на границах Хорезма. - М., 1979. - С. 178-190.).
Поселения усуньского времени найдены и в пределах Семиречья, включая северные районы Киргизии. Однако еще до открытия этих поселений некоторые ученые, исходя из материалов раскопок усуньских курганов, выразили обоснованное сомнение в том, что усуни занимались исключительно кочевым скотоводством. М.В. Воеводский и М.П. Грязнов в 1928-1929 гг. в окрестностях городов Токмак и Пржевальск раскопали ряд курганов усуньского времени. В погребениях были найдены зернотерки, обугленные зерна пшеницы, шелуха проса и большое количество хрупкой и тяжелой керамической посуды, не пригодной для частой транспортировки. Отсюда вывод: хозяйство усуней было скотоводческо-земледельческим при ведущей роли скотоводства (Boeводский М.В., Грязнов М. П. Усуньские могильники ... - С. 178.).
С этим выводом со временем согласились практически все археологи, но отметили, что он не вытекает из материалов раскопок, а явился только правильным теоретическим предположением. Действительно, о чем говорят находки остатков зерна? Только о том, что оно употреблялось в пищу, и ни слова о том, каким путем получено. Зерно усуни могли выращивать сами, но могли и обменивать его на скот или продукты скотоводства в земледельческих областях Ферганы или, например, Восточного Туркестана, с которыми имели тесные политические связи. О чем говорит находка зернотерки? Исключительно о том, что полученное неизвестно как зерно превращали в муку и крупу (Бернштам А. Н. Археологический очерк Северной Киргизии. - Фрунзе, 1941. - С. 37-38; Акишев К. А. О возникновении оседлости и земледелия у древних усуней Семиречья. - С. 69-70.). Третий довод - многочисленная керамика в погребениях - заслуживает более детального анализа.
Мало что дали в строго научном доказательстве развития земледелия в усуньском обществе раскопки поселений первых веков нашей эры - Луговое (А.Н.Бернштам) и Карабалтинское (А.К. Абетеков) (Труды Семиреченской археологической экспедиции. Чуйская долина. - С. 71; Абетеков АЛ. Новые археологические данные о хозяйстве усуней / / КСИА. - 1970. - N2 122.). Находки зернотерок даже в комплексе с остатками глинобитных жилищ еще не являются неоспоримыми фактами, свидетельствующими о занятиях населения, их оставившего, земледелием.
Нужны были находки орудий труда, которыми обрабатывают землю, - мотыг, и орудий, которыми убирают урожай, - серпов. Неплохо бы найти и остатки соломы злаковых (но это уже почти из области фантастики). Случайные находки серпов и мотыг, относящихся, как позже выяснилось, к сако-усуньскому времени, были сделаны в Чуйской долине, но они мало что проясняли, так как не имели ни точной хронологии, ни привязки к тому или иному типу памятников (Труды Семиреченской археологической экспедиции. Чуйская долина. - Табл. XXXV.).
Впервые в Семиречье усуньские каменные мотыги и обломок бронзового серпа в комплексе с зернотерками и характерной круглодонной керамикой были найдены К.А. Акишевым в 1962-1963 гг. на берегу р. Кегень при раскопках поселения Актас-2. Здесь же были выявлены дополнительные данные (правда, не во всем достаточно убедительные), свидетельствующие, что земледелие было как богарным, так и поливным, практиковались также огородничество и садоводство. Тут сомневаться уже не приходилось. Гипотетические выводы М.В. Воеводского и М.П. Грязнова о комплексном скотоводческо-земледельческом хозяйстве усуней получили убедительную фактологическую базу (Акишев К. А. Зимовки-поселения и жилища древних усуней / / Изв. АН Каз. ССР. - Сер. обществ, наук, 1969. - №1; Он же. О возникновении оседлости и земледелия у древних усуней Семиречья - С. 71-75.).
Наши работы на подводных городищах не только расширили эту фактологическую базу территориально, но позволили сделать ряд дополнительных наблюдений относительно Прииссыккулья:
1) Время возникновения занятий земледелием на берегах оз. Иссык-Куль остается еще не выясненным, тем не менее уже сейчас есть все основания утверждать, что земледелие не возникло в усуньское время. Здесь обрабатывали землю и сеяли злаковые культуры гораздо раньше. Если поселение Актас-2 и Карабалтинское поселение датируются их первооткрывателями I-III вв. н. э., то серповидные каменные ножи чустского типа, свидетельствующие об уже развитом земледелии, найденные на иссык-кульских поселениях, относятся ко времени не позже VIII-VII вв. до н. э., то есть ко времени начального этапа формирования культуры саков.
2) Весь облик материальной культуры городища Сарыбулун (особенно керамика, орудия труда из камня, бронзовые серповидные ножи) очень близок к облику материалов древнеземледельческих поселений I тыс. до н. э. Ферганы, Ташкентского оазиса и Восточного Туркестана. Представляется, что развитие культуры земледелия Прииссыккулья находилось в постоянных связях с древнеземледельческими культурами перечисленных выше регионов, особенно Ферганы.
3) Поселения Прииссыккулья в I тыс. до н.э. были очагами не только земледелия, но и ремесленных занятий. Часть каменных орудий (а именно: одна из зернотерок и десятка полтора шаров) использовались для обработки и обогащения медной руды в пределах городища Сарыбулун. Плавка обогащенной руды и металлического лома осуществлялась, по всей видимости, здесь же. На городище Сарыбулун, например, найден небольшой слиток бронзы (меди) и несколько фрагментов крупных сосудов из металла, годных лишь к переплавке. Здесь же найден и прямой свидетель местной плавки литник, который относится к отходам бронзолитейного производства. Подобная находка была сделана и южнее с. Долинка. В водах озера найден медный котелок, наполненный отходами литья. Среди них выделяются странной грибовидной формы (с конической головкой и тонкой ножкой) остатки литейного производства. Эти медные «грибы» когда-то заполняли отверстия в литейной форме так называемые литники. Отверстия эти напоминали воронки: широкий раструб и узкий, круглый в сечении канал, по которому расплавленный металл заливали в форму. Когда жидкий металл застывал, и отливка могла сохранять свою форму, на ней оставались минимум два грибовидных нароста, повторяющих форму литников. Их обрубали у самого основания и опять пускали в переплавку. Эти находки, сделанные юными водолазами Пржевальской морской школы, - неоспоримые доказательства местного производства каких-то крупных, судя по размерам литников, изделий из бронзы (Мокрынин В. П., Плоских В. М. Итоги и перспективы изучения археологических памятников ... - с. 70. Спектральный анализ проведен в лаборатории естественно-научных методов ИА АН СССР, металлографический - в лаборатории структурного анализа кафедры археологии МГУ. Авторы благодарят кандидатов исторических наук Т.Б. Барцеву и А.Д. Дегтяреву за предоставление результатов анализов.).
Специальное изучение образцов металлических изделий сакского времени Прииссыккулъя в научных лабораториях Москвы раскрыло некоторые производственные секреты и технологические приемы древних металлургов. Аналитическое изучение сакского металла, найденного на территории Иссык-Кульской котловины, позволило прийти к некоторым интересным выводам относительно технологических особенностей изготовления древних изделий. Эти выводы носят сейчас в известной мере условный и предварительный характер в связи с малочисленностью исследованных образцов. Спектроаналитическому исследованию подвергнуто 20 предметов, структурному - 14.
Для отливки инвентаря использовались главным образом металлургически «чистая» медь и оловянная бронза. Из меди изготавливали котлы, котелки, а из оловянной бронзы преимущественно оружие, орудия труда, а также предметы конской упряжи (кинжалы, наконечники копий, удила, долота). Концентрация олова в составе этих предметов была сравнительно невысокой - от 1,8 до 9%. В единичных (двух) случаях для отливки кинжалов использовалась оловянно-мышьяковая бронза (с содержанием олова 4,5-8%, мышьяка 3,5-5,0%). Два изделия (наконечник копья и котел) отлиты из мышьяковой бронзы (содержание мышьяка 5,0-5,5%).
Довольно единообразными были и технологические схемы изготовления металлических предметов. Котелки, исследованные методом структурного анализа, отлиты в глиняных или шамотных литейных формах, без последующего деформирующего воздействия на металл. Оружие (кинжалы, наконечники копий) также отливалось в двусторонних литейных формах, после чего лезвийная часть подвергалась незначительной доработке ковкой по холодному металлу. Доработочные операции при этом были направлены преимущественно на заострение лезвийной кромки. Таким образом, технологическая схема изготовления оружия может быть сведена к следующему: литье и слабая доработка лезвия ковкой (степень деформации 20-40% ). Удила изготовлены по схеме: отливка одного звена в двусторонней литейной форме, слабая доработка холодной ковкой с устранением пороков литья, формовка кольцевого окончания этого звена в глину и двустороннюю литейную форму, доливка второго звена.
Вот, пожалуй, и все «секреты» древних металлургов, которые удалось разгадать ученым. Их мало. Однако изучению сакской металлургии Прииссыккулья уже положено начало. Нет сомнения, что дальнейшие металлографические и спектроаналитические студии приведут нас к обстоятельным знаниям технологии древних литейщиков и кузнецов, населявших территорию Киргизии в I тыс. до н. э.
Есть основания предполагать, что оседлые поселения Прииссыккулья в те далекие времена были очагами не только металлургического, но и гончарного производства. Нам еще не удалось найти бесспорных свидетельств (каковыми, например, являются бракованные сосуды, керамические шлаки или остатки обжигательной печи), что на открытых нами поселениях трудились древние гончары, но об этом говорят косвенные данные. Важнейшими из них являются технологическое единство производства и стандартизация форм керамики, найденной в кочевнических курганах и на оседлых поселениях. Они настолько схожи, что практически невозможно различить целые экземпляры сосудов, найденных на городище Сарыбулун и, например, в расположенных от него в 30 км могильниках Каракол и Чельпек.
Как уже отмечалось, еще М.В. Воеводский и М.П. Грязнов обратили внимание на большое количество керамических сосудов в усуньских курганах Прииссыккулья. Тяжелые и хрупкие, они мало подходили к подвижному быту кочевников-скотоводов, которые предпочитали посуду из кожи и дерева. Керамическая посуда гораздо больше соответствует оседлому образу жизни. Следовательно, заключили ученые, усуни должны были вести не только кочевое, но и земледельческое хозяйство.
Доводы М.В. Воеводского и М.П. Грязнова оспаривал А.Н. Бернштам, утверждавший, что сферическая форма керамики усуней не говорит о занятиях земледелием. Она прекрасно приспособлена к кочевому образу жизни, так как шарообразная форма лучше всякой другой сопротивляется на сжатие (Бернштам А. Н. Археологический очерк Северной Киргизии ... - С. 37. Акишев КА., Кушаев Г. А. Древняя культура саков и усуней долины реки Или ... - С. 260-264.). Более внимательно к наличию большого числа керамических сосудов отнеслись казахстанские археологи. Так, Г.А. Кушаев полагает, что большое количество керамики в курганах Семиречья объясняется двумя причинами: 1) влиянием культуры древнеземледельческого населения Средней Азии и 2) оседанием части усуней и переходом их к занятиям земледелием, начиная с I в. н. э. и позже.
К.А.Акишев отметил, что большое количество керамических сосудов в погребениях Семиречья в усуньское время является бесспорным свидетельством оседлого образа жизни. он видит в этом также показатель высокого социального ранга погребенных, так как, по его наблюдениям, большое количество керамики (до 17 сосудов в одном погребении) появляется сначала в курганах знати и лишь на завершающем этапе развития общества усуней (в III-V вв.) и в курганах рядового населения. Отсюда вывод: на раннем этапе развития усуней (в II в. до н. э. - III в. н. э.) «оседлость была в большей степени присуща родовой и племенной знати и крупным владельцам стад». Более широкие слои населения переходили к оседлости и земледелию позже знати. Иными словами, оседлый бай был древнее оседлого бедняка (Акишев К. А. О возникновении оседлости и земледелия у древних усуней Семиречья. - С. 76-78.).
На территории Прииссыккулья тоже раскопаны курганы с большим набором различных керамических сосудов. В могильнике Каракол их было найдено 17, в могильнике Джергес - 5, а в могильнике Соколовка 15 сосудов в одной могильной яме (Воеводский М.Б., Грязнов М.П. Усуньские могильники ... - С. 174; ВернштамА.Н. Историко-археологические очерки Центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая. - С. 50, 58.).
На наш взгляд, наличие большого количества сосудов в курганных погребениях говорит не столько об оседлости и занятиях земледелием, сколько о тесных экономических связях скотоводов с близко расположенными поселениями, где было развито гончарное ремесло. Эта керамика не случайно имела сферическую форму с округлым дном. Такие сосуды явно были рассчитаны на подвижный, кочевой образ жизни их владельцев. Шарообразная форма сосудов, как заметил А.Н. Бернштам, является самой прочной на сжатие, а значит - наиболее пригодной для транспортировки.
К тому же, как мы знаем, кочевники-киргизы успешно перевозили на большие расстояния даже очень хрупкие тонкостенные сосуды из фарфора и фаянса, упаковывая их в специальные футляры (чыныкап). Нам не известны подобные приспособления в культуре древних кочевников, но зато известны факты, когда целые экземпляры круглодонной керамики сакского времени находили за многие сотни километров от места ее производства. Так, расписанные красной краской сосуды ферганского производства были найдены в курганах в высокогорных долинах Памиро-Алая, Кетмень- Тюбе и даже близ города Фрунзе.
И еще одна деталь. Все авторы отмечали рост числа сосудов в погребениях только для позднеусуньского времени, то есть начиная с III в. н. э. (Если строго придерживаться фактов, то в III в. до н. э. усуней на территории Семиречья еще не было. Они переселились сюда лишь в самом начале II в. до н. э.).
Однако в настоящее время известны факты, указывающие на то, что этот процесс начался еще в сакское время, предшествовавшее усуньскому. Достаточно сказать, что в знаменитом кургане Иссык IV-III вв. до н. э., раскопанном близ Алма-Аты, оказалось свыше 30 сосудов (Акишев К. А. Курган Иссык (предварительные итоги раскопок) / / в глубь веков. - Алма-Ата, 1974. С. 62. Автор указывает, что в кургане был найден 31 керамический, деревянный и металлический сосуд, но не отмечает точное число тех или иных. На фотографии, опубликованной здесь же, насчитывается 16 керамических сосудов.). Это однозначно свидетельствует, что оседлость (а следовательно, земледелие и гончарное ремесло) начала развиваться в Семиречье задолго до позднеусуньского времени.
В свете археологических данных, полученных при исследовании городища Сарыбулун, можно по-новому осветить вопросы, касающиеся экономики саков и усуней Прииссыккулья.
Письменные источники позволяют предположить, что климат Семиречья в I тыс. до н. э. мало чем отличался от современного. «3емли ровные и травянистые; страна слишком дождливая и холодная (с точки зрения уроженца Китая. - Авт.). На горах много хвойного леса» (Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... – Т. 2. – С. 190.). Климат и географическая среда Прииссыккулья и в наши дни больше благоприятствуют скотоводству. Лишь в восточной части есть хорошие условия для занятия земледелием.
Скотоводство в условиях близости высокогорных пастбищ (джайлоо) к речным долинам (кыштоо) с VIII-VII вв. до н. э. могло развиваться только как полукочевое со стационарным жильем на зимовках. Близ зимовок древние скотоводы засевали поля и огороды, разводили сады. Кроме зимовок, появляются крупные поселения с металлургическим, гончарным и другими ремеслами. Некоторые из них, например, Чигу, обносятся крепостными стенами и становятся административно-политическими центрами. Такое хозяйство можно назвать комплексным скотоводческо-земледельческим при ведущей роли скотоводства. В усуньское время, как полагают ученые, земледелие достигает таких успехов, что «каждая усунъская семья была обеспечена продуктами земледелия, главным образом мукой, зерном, а растительная пища всегда входила в рацион питания» (Акишев К. А. О возникновении оседлости и земледелия у древних усуней Семиречья... – С. 74.).
Действительность, документированная археологическими материалами, в значительной мере корректирует сведения письменных источников о хозяйстве древних скотоводов - оно было комплексным.
