В литературе не раз поднимался вопрос об одежде и внешнем облике древних тюрков (Наиболее полною сводку см.: 3айнштейн с.и. и Крюков М.Б. Об облике древних тюрков. - Тюркологический сборник. - М., 1966. - С. 177-187. Авторы исправляют ошибку, вкравшуюся в перевод Н.Я.Бичурина, касательно запаха халатов у тюрок, вызвавшую ряд досадных историко-этнографических недоразумений. Здесь же обширная библиография вопроса.). Не касаясь отдельных аспектов вопроса, приведем резюме исследований. Древние тюрки одевались в длинные халаты с узкими облегающими рукавами. Вдоль края верхней полы начиналась широкая полоса ткани (или меха) иного цвета. Тюргеш-каган был одет в халат именно с этой деталью (Беленицкий А.М., Бентович И.В. Из истории среднеазиатского шелководства (К идентификации ткани «занданечи»). - СА, 1961, М 2. - С. 71-72.).
Характерной чертой таких халатов являются откидные треугольные лацканы. Бытовали халаты и без них, но с окантовкой. Важной частью костюма служил кожаный пояс с металлическими бляхами разных форм. И женщины, и мужчины носили серьги. Покрой одежды древних тюрков и отдельные детали их костюма, как показывает сопоставление их с уникальными одеждами из раскопок гуннского могильника Ноин-ула, носят следы глубокой степной традиции (Руденко С.Н. Культура хуннов и ноинулинские курганы. - М.;Л., 1962. - С. 38-44.).
Нет оснований утверждать, что все персонажи, изображенные на фресках Средней Азии и Восточного Туркестана, облачены в тюркские одеяния, однако в подавляющем большинстве костюмы их весьма схожи с тюркскими. На фресках изображены длинные халаты с узким облегающим рукавом, иногда с двусторонними треугольными отворотами. Многие из этих одежд окантованы тканью иного цвета (Живопись древнего Пенджикента. - М., 1954, табл. У, IX, Х, ХII; Ольденбург С.Ф. Русская туркестанская экспедиция 1909-1910 гг. - СПб., 1914. - С. 76, табл.1П.). Бесспорно, тюркским элементом в одежде персонажей росписей является наборный пояс (Распопова В.И. Поясной набор Согда в УII-УII! вв. - СА, -1965.). Исследование коллекции серег VIII в. из Пенджикента привело к выводу, что наиболее полные аналогии им находятся в Семиречье и Фергане (Распопова В.И. Бронзовые серьги Пянджикента. - КСИА, вып.120. -1969. - С. 56.).
Таким образом, иконографические и археологические данные позволяют констатировать, что в Согде и Восточном Туркестане в VII-VIII вв. наблюдается сходство в одежде с кочевыми тюрками Южной Сибири, Тувы, Монголии и Семиречья. В некоторых элементах ее заметно полное тождество. Такой покрой резко отличается от нарядов Китая и Ирана и не похож, судя по терракотовым фигуркам, на одежды Согда более раннего времени (См. табл. в кн.: Lauser Chineseglay sigures, 1, Chicago, 1914; Смирnов ни. Восточное серебро. - СПб., 1909; Луконин В.Г. Культура Сасанидского Ирана. - М., 1939; Мешке рис вА. Терракоты Самаркандского музея. - Л., 1932.).
Сообщение китайских хроник о наличии тюркской прически (косы) у мужчин Восточного Туркестана и Согда лишь отчасти подтверждается настенными росписями этих регионов. Показательно, что фигуры с косами, изображенные на фресках, имели не одну или две, как это было принято у тюрков Южной Сибири и Монголии, а от четырех до семи кос, что являлось отличительной особенностью и семиреченских кочевников. Многочисленные косы выделены при изображениях правителей на монетах Согда VII-VIII вв. и у персонажей стенных росписей на городище Афрасиаб. Мы считаем вполне обоснованным предположение Л.И.Альбаума, что косатые фигуры, изображенные на фресках Афрасиаба, есть тюрки и согдийцы, принявшие тюркские обычаи (Смирнoва О.И. Каталог монет ... - С. 135-136; Альбаум Л.И. Новые росписи Афрасиаба. - СНВ, вып. Х. - С. 88.). Мужских причесок тюркского типа до VI в. в Средней Азии не было (Альбау;м Л.И.Балалык-тепе; Мешкерис В.А. Терракоты Самаркандского музея.).
Небезынтересна еще одна деталь. На некоторых фресках Средней Азии и Восточного Туркестана, а также на тюрко-согдийских монетах изображены воины и правители, лица которых украшают тонкие ниспадающие усы и маленькие бородки, показанные под нижней губой в виде останца (эспаньолки). Такого же типа бородки отмечены на некоторых типах монет Согда VI-VIII вв. (Живопись древнего Пянджикента, табл. XX.XV-XXXIX; Ольденбург С.Ф. Русская Туркестанская экспедиция ... - С. 9,21, 76, табл. IX, Х, рис. 21; Смирнова О.И. Каталог монет ... - С. 135-136,рис.47, 60;.Альбаум Л.И. Новые росписи ... - С. 86-87.). Антропологический тип согдийцев предполагает наличие у них густой растительности на лице. Это подтверждается письменными источниками и иконографическими данными, в «Суйшy» отмечено, что согдийцы имеют впалые глаза, возвышенный нос и густые бороды (Бичурин Н.Н. Собрание сведений .... - т. 11. - С. 281.).
На нижнем более раннем слое живописи Пенджикента изображен мужчина с окладистой бородой (Живопись Древнего Пенджикента, табл. XIII.). Однако бородки-останцы и тонкие ниспадающие усики к VIII в. настолько вошли в быт Средней Азии и Восточного Туркестана, что начали изображаться не только на лицах светских особ, но были присущи персонажам, связанным с астральной мифологией, а также с манихейским и буддистским пантеоном (Grunvedel А. Bericht uber archaologische Arbeien in Idikutschari und Umgebung im Winter 1902-1903. Munch, 1906, s. 58; Беленuцкuй А.М. Новые памятники искусства древнего Пенджикента. - В кн.: Живопись и скульптура древнего Пенджикента. - М., 1959. - С. 39.). Бородки такого типа указывали на антропологическую принадлежность их носителей к монголоидам. На многих древнетюркских изваяниях и на известных портретах монгольских ханов как иранской, так и китайской работы неизменно изображалась бородка-останец. У нас нет достаточных оснований считать, что на фресках Пенджикента рисовали тюркскую, а не согдийскую, как утвердилось в науке, знать. Скорее всего, перед нами представители местного населения, среди которого вошла в моду тюркская бородка-клинышек и тонкие усики.
Подводя итоги, можно сказать, что археологические материалы подтверждают сведения письменных источников о наличии элементов тюркских «этнографических» признаков в среде коренного населения Средней Азии и Восточного Туркестана. Они же не позволяют понимать буквально текст хроник, будто тюркские одежды и прически носили поголовно все жители вассальных княжеств. Вероятно, это распространялось лишь на правящую и привилегированную верхушку зависимых народов.
Менять одежды иноземцев, покоренных при помощи оружия, на «мoды» победителя не было изобретено тюрками. Впервые источники отмечают подобное явление, относящееся к V в. до н.э. Еще Конфуций заявлял, что если бы китайцы были порабощены северными кочевниками, то им бы пришлось отказаться от своих исконных обычаев и, в частности, одеться в платье варваров (Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Перевод и примечания В.С. Таскина. - М., 1968. - С. 1.). Со II в. до н. э. этот метод берется на вооружение династии Хань, где при сношениях с кочевниками практиковалась теория «о мире и родстве». Существенным элементом ее была попытка принуждения степняков изменить прическу и платье (Кюнер Н.З. Китайские известия - С. 137,201.).
В начале нашей эры эта политика была применена в Южном Притяньшанье. Владетель Кучи, женившись на полуусуньской полукитайской принцессе, «переменил одеяние» и воспринял иные чуждые обычаи. В то время подобное явление было здесь, видимо, еще в новинку и поэтому вызвало насмешки остальных владетелей Западного края. «Осел не осел, лошадь не лошадь, разве назвать кучаского владетеля лошаком» (Бuчурuн Н.Я. Собрание сведений - т. 11. - С. 204.), - иронизировали они.
Для раннего средневековья есть ряд упоминаний о попытках изменить одежды вассалов. Согласно хронике «Таншу», восточно-тюркский Кижинь-хан, получив в жены принцессу из Китая, намеревался, наряду с введением чужеземных порядков, одеть свою орду в платье китайского покроя (Lie Mau-tsai. Die chinesischen Nachrichten zur Gesehichte der Ost-Turken (T'u-kue). W. Esbaden, 1958, В. 1, s. 39В.). Известный Боя, женившись на китаянке, взял образцы покроя китайских костюмов, но, как уже отмечалось, они ему не пригодились (Бu-чурuн Н.Я. Собрание сведений… - т. 11. - С. 855.).
Авторы одной из хроник считали единственной причиной подчинения владения Чжанюба (Чжангэба) индийскому государю то, что князек Чжангеба носит одежды, похожие на индийские (Бuчурuн Н.Я. Собрание сведений - т. 11. - С. 308.). Наршахи в «Истории Бухары» сообщал, что часть бухарцев, приняв ислам, надели арабские платья и «стали арабами » (Мухаммад Наршахu. История Бухары / Пер. с перс. Н. Лыкошина. - Тaшкент, 1897. - С. 26.). Огузы величали всех, кто одевался по-чигильски, то есть тюрков от Восточного Туркестана и до Джейхуна, чигилями. «И это ошибка», - писал Махмуд Кашгари (Материалы по истории туркмен и Туркмении. - Т.1. Арабские и персидские источники. - М.;Л., 1939. - С. 311.). Согдийские переселенцы в Чуйской долине «выглядели как тюрки» (Волuн С.Л. Сведения арабских источников IX-XVI вв. о долине р. Талас и смежных районах / Тр.КИАЭ АН Каз ССР, Т. 8. - Алма-Ата, 1960. - С. 84.). Хан Кучлук, как повествует «Тарих-и- Джехaнгyшaй», подавив восстание кaшгapцeв и хотанцев, вынyдил все население переодеться в платье на манер победителей (Тарих-и-Джехангyшaй. Пер. Н. Туманович. - Рукописный фонд ООН АН Киргизской ССР, м 1706. - С. 5.).
Привлекают внимание упомянутые сведения из «Таншу», «Истории Бухары» и «Тарихи-Джехангушай», которые не только фиксируют, но и позволяют, на наш взгляд, правильно понять смысл «переодевания» вассалов. И каган Кижинь, и бухарцы, принявшие ислам, и жители Восточного Туркестана, восставшие против каракитаев, уже были в вассальном подчинении. Однако тогда от них не требовалось менять покрой одежды. Кижинь желал осуществить этот акт «добровольно», но лишь тогда, когда окончательно потерял авторитет в степи и последним его прибежищем стала империя Тан (Lie Mau-tsai. Die chinesischen Nachrichten ... , S. 308.).
Часть бухарцев, после упорного сопротивления принявшая религию завоевателей - арабов и поэтому одевшаяся на арабский манер, по мнению Наршахи, «стала арабами» (Мухаммад Наршахu. История Бухары ... - С. 26.). Разбитых повстанцев Кашгара и Хотана Кучлук поставил перед дилеммой: либо отказаться от ислама и принять одну из чужеземных религий, либо облачиться в одежды степного покроя. Жители Восточного Туркестана выбрали второе и «ввиду крайнего смятения… переодевались в одежды хитайцев». Впоследствии это переоблачение было использовано Кучлуком для репрессий против ислама (Тарих-и-Джехангушай ... - С. 19.).
Эти сведения выявляют еще один, кроме династического брака, повод к навязыванию вассалам «мoд» сюзерена, а именно, общность религии. Очевидно, что этот процесс зачастую не был добровольным, так как еще больше ограничивал политический суверенитет государственных объединений Средней Азии и Восточного Туркестана.
Мы склонны считать, что изменение облика, выражавшееся в чисто внешних признаках, навязываемое каганами своим оседлым подданным, знаменовало не просто отражение вассальной зависимости. Вассалами они уже были. Это наступил второй, начавшийся на рубеже VI-VII вв. этап подчинения, который можно рассматривать как попытку тюркизации народов Средней Азии и Восточного Туркестана.
Для сохранения морально-политической целостности своих держав кочевым владыкам приходилось вести целенаправленную борьбу с разлагающим влиянием более высокой культуры оседлых народов, сводящим на нет воинственность степных всадников. Долгое время, например, пропаганда мировых религий (буддизм, христианство, ислам) не имела успеха в кочевой среде. Об одном из тюркских каганов говорится, что он возжелал построить храм Будде, но его предупредили, что учение Будды делает людей кроткими и человеколюбивыми, а поэтому для сохранения воинственности тюрков эту религию принимать нельзя (Бuчурuн Н.Я. Собрание сведений ... - т. 1. - С. 274.).
Ту же мотивировку мы встречаем в арабских источниках, повествующих об отказе тюргешского кагана от ислама (J. Marquart. Srizzezur geschichtlichen Volkerkundevon Mittelasien und Sibirien. - Festsecblft fur Friedrich Hirt zu selnem 75. Geburstag 18 АргН1920. - Berlin, 1920, S. 290.). Таким образом, номады умели противопоставлять свою идеологию идеологии более культурных регионов. Цель противопоставления - сохранение прочности родовых связей и внутриплеменной солидарности, а следовательно, и боевого потенциала тюркских племен, на которых и зиждилось могущество степняков.
Однако, как считалось в то время, военному духу кочевников угрожали не только миссионеры, но и материальные ценности оседлых стран и чаще всего дорогие ткани и одежды из них. Хуннским шаньюям советовали как к крайней мере прибегать к принуждению своих подданных в клочья рвать одежды из китайских шелков (Материалы по истории сюнну ... - С. 45.). Знаменитый Атилла вел подчеркнуто скромный образ жизни. Он ел и пил лишь из деревянной посуды. Одежда, оружие, сбруя коня не имели укрaшений (Толстой Н., Кондаков Н. Русские древности в памятниках искусства. - СПб., 1890. - С. 5.). Одной из причин гибели первого каганата тюрок автор текста на памятнике Кюль-тегину считает «прелести» народа табгач, у которого драгоценности «мягкие» (изнеживающие).
Вероятно, что логика событий толкала степных государей прибегать и к более решительным мерам, а именно, вынуждать своих оседлых подданных надевать более скромные платья кочевников. Но главным образом, как представляется, этот метод мог быть средством «унификации» разноплеменных и разноязычных народов, входивших в состав кочевых держав (до появления практики введения общих религий), для искоренения сепаратистских тенденций в среде побежденных. Именно эти соображения можно считать решающими для объяснения настойчивости у западнотюркских феодалов при внедрении тюркских обычаев в покоренных ими земледельческих областях.
