III. Годы войны. Восстание, его поражение и причины поражения
Годы войны. Что мы имели в годы войны? Мы имели, товарищи, такое положение, когда эксплуатация трудящихся масс усилилась, когда почти на всю продукцию хлопковых и животноводческих хозяйств были установлены твердые цены, выше которых хлопкоробы и скотоводы не имели право получать от царской казны. По этим твердым ценам трудящиеся массы должны были сдавать государству хлопок, кошмы, овчины, строевых лошадей, юрты и т.д., в то время как курс рубля пал, цены на промтовары неимоверно возросли.
Кроме этого, были организованы «добровольные» сборы натурой на нужды действующей армии – кошм, пайпаков, веревок, шерсти, кожи, масла и т.д., которые целиком и полностью ложились на плечи трудящихся масс, потому что байство и манапство, поддерживаемые царской администрацией, от всех этих поборов были освобождены. Обычно эти «добровольные» сборы проводились таким путем: уездные начальники или участковые пристава собирали волостных управителей и им объявляли, что на нужды воинов действующей армии нужно собрать столько-то кошем, овчинок, юрт и т.д. Те, в свою очередь, собирали аульных старшин и аткаминеров и объявляли повеление начальства о сборе, а эти последние никого, конечно, не собирали, а просто делали разверстку по отдельным хозяйствам и устанавливали твердые сроки сдачи. Разумеется, байские и манапские хозяйства от этих сборов освобождались.
Заседание 1-го съезда Советов Кыргызстана (1-й Пишпекский съезд Советов). 1918 год.
О размерах отправленных из Туркестана на нужды войны ценностей в натуре сообщает Куропаткин в своих отчетах царю в 1917 году: Было отправлено на нужды войны из Туркестана 40.899244 пудов хлопка, 33004 квадратных аршин кошем, 3109 тыс. пудов хлопкового масла, 229 тысяч пудов мыла. Мяса 300 тыс. пудов, рыбы 473928 пудов, клещевины 50 тыс. пудов, лошадей 70 тыс. голов, верблюдов 12797 голов, юрт 13441 тыс. штук. Как видите, последним предметом в перечне отправленных вещей является юрта. Как и у кого брали эти юрты? Баи и манапы не давали юрт, хотя они и имели по несколько, но зато у бедняка и средняка отнимали последнюю. То же самое было и с лошадьми. Если отборочной комиссии нравилась у бедняка лошадь, то эту лошадь без всякой церемонии отбирали. Плюс к этому эти же бедняки и батраки бесплатно работали для семей солдат, сражавшихся на фронтах империалистической бойни. Как видите, положение трудящегося коренного населения к 1916 году было невыносимо. Они должны были нести материальные жертвы на нужды войны не только за себя, но и за баев и манапов. Они должны были работать для семей солдат, не получая за свой труд ничего, и деньгами было пожертвовано населением на нужды войны 2.400.000 рублей.
Война, таким образом, еще более ускорила, углубила процесс прогрессирующей нищеты трудящихся масс коренного населения, увеличила армию людей, вынужденных стать пауперами, батраками, которые беспощадно эксплуатировались кулаком, колонизатором, баем, манапом, ростовщиком, купцом и т.д. Рабочими они стать не могли, потому что царизм не развивал здесь промышленности.
Без сомнения, это их положение безысходной нужды, нищеты породило у трудящихся масс вполне законную ненависть к царизму. В это время трудно было встретить среди трудящихся масс киргиз человека, который бы не желал поражения царизму в войне. Каждое сообщение о поражениях царской армии киргизы встречали примерно следующими комментариями: так и следует, «белый царь» стал несправедливым. Чаша терпения была переполнена. Лишение основной массы киргизского населения основного средства производства – земли, пастбищ и воды, гнетущая нищета, отсутствие перспектив выбраться из этой нищеты, обреченность на голодную смерть, желание освободиться от гнета объединенных сил кулака, царского администратора, ростовщика, бая и манапа и т.д. – объективные предпосылки восстания 1916 года.
Возмущение трудящихся масс, как пороховой погреб, было готово взорваться, но для этого не хватало искры огня. И этой искрой явилась «реквизиция» киргиз на тыловые работы. Таким образом, набор рабочих на тыловые работы явился непосредственным поводом к восстанию, а основные же причины лежали в тех экономических факторах, о которых я уже говорил. Однако следует оговориться, что набор рабочих на тыловые работы явился, в известной мере, и сам по себе тоже причиной, но не решающей, не основной. Основные причины кроются в социально-экономических факторах, в том, что режим колониального гнета стал невыносим для трудящихся масс, лишившихся земли, воды, скота, одним словом, средств существования.
Тем не менее, я вкратце остановлюсь и на значении набора рабочих на тыловые работы. Никто, конечно, не верил, что набор идет именно для тыловой работы. Почти все были уверены в том, что под этим предлогом набирают в солдаты. Служить же солдатами царской армии никому не хотелось. Служба в рядах царской армии среди киргиз была настолько ненавистна, что в первые годы завоевания края киргизы не давали своих детей в русские школы только потому, что почему-то были уверены в том, что учившихся в русских школах обязательно заберут в армию. Поэтому, когда первый военный губернатор Семиреченской области Колпаковский открыл русско-туземные школы и предложил манапам отдать своих детей в эти школы, то киргизские манапы сочли необходимым отдать в эти школы мальчиков бедняков и сирот. И, говорят, при этом манапы говорили – «этих сирот не жалко, если даже их заберут в солдаты и сделают православными». И лишь после того, когда эти сироты не стали ни русскими, ни солдатами, а, сделавшись переводчиками, «прижали» их самих, они начали отдавать своих детей в русские школы.
Кроме того, немаловажную роль в таком отрицательном отношении трудящихся масс к набору сыграло и их знание действительного положения вещей на фронтах. Живя в близком соседстве с русскими крестьянами, имея среди них большой круг знакомства, киргизы были хорошо осведомлены, что многие из тех Иванов, Петров и т.д., которых отправили на фронт, больше не вернутся. Потому-то трудящиеся массы встретили «в штыки» приказ о «реквизиции» киргиз на тыловые работы.
Среди трудящихся масс киргизского населения не было двух мнений насчет «реквизиции». Все, как один, отнеслись отрицательно к набору рабочих на тыловые работы. И в то время, когда царская администрация, при помощи волостных управителей и влиятельных манапов, готовилась к проведению мобилизации рабочих, трудящиеся массы готовились к восстанию.
Манапы в своем подавляющем большинстве отнеслись к мобилизации больше, чем благожелательно. Они пустили в ход все средства воздействия на массы, вплоть до угрозы «силою русского оружия», чтобы только обеспечить проведение мобилизации.
Некоторые манапы (Кыдыр), побывавшие в столичных городах России, говорили, что они своими глазами видели мощь русской армии и убеждали население, что бороться с этой силой нельзя, невозможно. «Нельзя воевать с русскими, которые хорошо вооружены. Перестреляют нас, как куропаток и т.д.». Такие разговоры стали обычными методами убеждения против восстания.
Особенно сильное впечатление на трудящиеся массы произвел приказ, по которому баи, манапы могли откупиться, послать взамен своих детей других, наемных бедняков, батраков.
Отдавая этот приказ о льготах, предоставляемых баям и манапам, царские администраторы, не без основания, рассчитывали на их поддержку при проведении набора рабочих, полагали, видимо, что раз будет обеспечена поддержка баев и манапов, должностных лиц, обеспечен будет и успех призыва. Они не учли, что именно этот приказ может сослужить им «медвежью службу», обострив до крайности ненависть, злобу трудящихся масс не только по отношению представителей царской власти, но и по отношению баев и манапов. После этого приказа на уговоры манапов, волостных управителей и прочих лакеев царизма согласиться на призыв трудящиеся массы отвечали коротко и убедительно - «Вам хорошо так говорить, вы же не пойдете, откупитесь».
И киргизские трудящиеся массы, лишенные единого централизованного руководства, начали готовиться к восстанию, к борьбе за национальное освобождение.
Никого не должно ввести в заблуждение то обстоятельство, что в некоторых местах Киргизии отдельные манапы приняли участие и даже возглавили восстание. Запомните, это было не правилом, а редким исключением, вызванным тем, что эти прослойки манапов оказались «обиженными» царизмом, оказались неприспособленными или плохо приспособленными к грабежу трудящихся методами колонизаторов. Они принимали участие не потому, что хотели бороться с царской властью, не потому, что сочувствовали нужде киргизского населения, не потому, что они сочувствовали идее национального освобождения, а потому только, что размах движения трудящихся масс был настолько широк, что он перерастал через их голову и мог обрушиться на них. Поэтому, когда они увидели бессилие царской администрации в период подготовки к восстанию и активную деятельность со стороны трудящихся масс, они для того, чтобы не потерять влияния на массы, выступили вместе с восставшими, а местами даже и во главе движения. Предательская роль тех, которые были против восстания, вам ясна. Но интересно, что и те, которых избрали ханами, оказалось, играли крупнейшую предательскую роль. По Пишпекскому уезду ханами были избраны Шабданов Мокуш, в Загорной волости - Канат Ибыкеев.
Как они вели себя? Из показаний того же Каната, который был выбран восставшим населением ханом, который как будто руководил борьбой масс, мы узнаем, что 7-го августа они (Шабданов, Канат и другие) докладывали Пишпекскому уездному начальнику Рымшевичу о том, что молодежь не хочет идти на тыловые работы и просили, чтобы уездный начальник послал в неблагонадежные районы войска. Через три дня там, в Загорной волости, поднялось восстание и восставшими массами Канат был избран ханом.
Чем же объяснить этот факт выбора ханами отдельных манапов? Объясняется это тем, что не было руководства восстанием «со стороны политически организованного пролетариата», так как российский пролетариат в тот период еще не мог открыто выступить на решительную борьбу с царизмом, в помощь восставшим массам. Революционный подъем российского пролетариата достиг своей высоты только через несколько месяцев, в февральско-мартовские дни, когда он выступил с оружием в руках на борьбу с самодержавием. Единственно революционная партия большевиков в Туркестане была загнана царизмом в глубокое подполье и не смогла руководить восстанием. Таким образом, восстание трудящихся масс Средней Азии, в том числе и Киргизии, «осталось без пролетарского руководства и без руководства большевистской партии». Это и предрешило ход и исход восстания. Героическое восстание колониально зависимых народов Средней Азии, лишенное единого пролетарского руководства, носившее характер локальных районных выступлений, было подавлено.
Царское правительство против восставших двинуло огромные армии, вооруженные по последнему слову техники того времени, тогда как восставшие массы были вооружены самодельными пиками с железным наконечником, палками с ввинченной гайкой, или просто палкой и старо-дедовскими ружьями. Против этой безоружной массы восставших царские генералы двинули огромное количество вооруженных сил, часть которых была снята с фронтов империалистической войны.
Из телеграммы ген.Куропаткина Военному губернатору Семиреченской области Фольбауму видно, что против восставших масс только в Семиречьи действовали два казачьих полка, одна конная батарея, 35 рот, 24 сотни, 240 конных разведчиков с 16 орудиями и 47 пулеметами. Нет нужды доказывать, что силы были неравные. На одной стороне обученная по всем правилам военного искусства армия с централизованным руководством, с орудиями и пулеметами, на другой стороне – массы, «вооруженные» палками, без руководства.
Страх перед восставшими массами у Куропаткина был достаточно велик, что он счел необходимым не только опереться на своих солдат с орудиями и пулеметами, но и на «память» первых завоевателей Средней Азии. В своих телеграммах тому же Фольбауму он говорит, что «полковник Колпаковский, располагая меньшими силами, чем Фольбаум, 52 года тому назад смело выдвинулся из Верного навстречу огромному скопищу, наступавшему на Верный (Алма-Ата), и нанес ему решительное поражение у Кастекского перевала»… «что генералы Черняев, Романовский, Кауфман и Скобелев завоевали области Сыр-Дарьинскую, Самаркандскую и Ферганскую меньшими силами», и предлагает ему взять пример с них.
Большая часть этих войск была направлена против восставших киргиз, так как нигде в Туркестане восстание не было таким жестоким, как в районах Иссык-Куля, Нарына и Чуйской долины.
Этим его характером объясняется то, что Куропаткин для двух киргизских уездов решил применить особую меру жестокости - лишение киргиз земли. Разрешите это место процитировать, так как оно представляет значительный интерес не только в смысле понимания размаха восстания в киргизских районах, но и того, как царские генералы добивались вымирания киргиз с голоду, лишив их последнего остатка земли.
«Главарей волков необходимо переловить – пишет Куропаткин, - а что касается массы баранов, то их можно и простить (какое милосердие?! Ю.А.). В этом смысле я буду доносить и государю, но, конечно, это не касается Пржевальского уезда и загорной части Пишпекского уезда, где мятежники пролили слишком много русской крови и где поэтому будут наказаны все волости: все побережье Иссык-Куля и долина Кебени будут навсегда отняты у киргиз, и мятежники будут двинуты в горы Нарынского участка. Это суровое наказание – лишение мятежников земли – будет достойным для них возмездием».
Точно такого же взгляда придерживался и Фольбаум, когда сообщал свои соображения Куропаткину. Он писал, «что степные киргизы могут быть наказаны мягче, но пишпекских и пржевальских каракиргиз надо совершенно изъять из Токмакской (Чуйской) долины, долины Кебеня и побережья Иссык-Куля».
В соответствии с этими установками, карательные отряды, действовавшие в киргизских районах, не считали нужным иметь дело с пленными. Киргизы, попадавшие в руки этих отрядов, расстреливались вплоть до детей.
Больше того. В Караколе, Тюпе и Теплоключенске были расстреляны киргизы, уйгуры, которые никакого участия в восстании не принимали, а последние даже, наоборот, помогали подавить восстание.
Для того, чтобы истребить киргизское население, Фольбаум с Куропаткиным разработали такой стратегический план, который предусматривал закрытие проходов и перевалов в горах, по которым могли пройти беженцы. В котловине Иссык-Куля, Чуйском районе, Джумгале, Нарыне, Кок-Арте, Каркаре карательные отряды охотились за киргизами, как за куропатками.
Им удалось подавить восстание 1916 года, разгромить восставшее население, и киргизы бежали в Китай, оставив более половины своего имущества в районах Тюпа, сыртов и т.д. В результате бегства в Китай, действий карательных отрядов убыль людей исчисляется примерно около 150 тыс. человек.
Каково было положение беженцев в Китае? Об этом много рассказывать нет надобности. На границе китайцы-калмыки встретили киргиз с оружием и начали грабить их и здесь, киргизы вынуждены были лишиться последнего скота, остаться без хлеба, без соли и т.д. Началась голодная смерть. Наряду с этим, среди беженцев начался тиф. Таким образом, там киргизы очутились в таком положении, что большая часть вынуждена была существовать продажей своих жен и дочерей. Тем временем туркестанские царские администраторы осуществляли свои проекты лишения киргиз последнего клочка земли, отдавая, с санкции Министерства Земледелия, киргизские земли русским переселенцам.
В помощь им пришли русские старожильческие поселки, которые самовольно захватили земли киргизского населения после ухода их в Китай и образовали самовольческие поселки.
После февральской революции, когда беженцы начали возвращаться из Китая, у них не оказалось ни земли, ни приюта. Они группами работали у русских кулаков, у татарских купцов за кусок хлеба, за фунт чая и местами за то только, чтобы их кормили.
Русское кулачество, потерпевшее некоторый материальный урон в восстании 16 года, создавало отряды, которые ездили по аулам и убивали киргиз. В Каракольском уезде, где восстание было наиболее жестоким, для киргиз национальный костюм стал национальным позором, национальным врагом. В киргизской шапке, в киргизском халате нельзя было показаться на каракольских улицах. Кулаки, которые приезжали на базар, обязательно устраивали самосуд, избивали камнями, издевались, а представители власти – полицейские – «хранители порядка» стояли тут, накручивали ус и смотрели, как хорошо кулаки, колонизаторы расправляются с беззащитными киргизами.
Поскольку Временное правительство было правительством буржуазии и помещиков, действия его органов трудно было отличить от действий органов царской власти. Никакой реальной помощи со стороны Временного правительства беженцам-киргизам в отношении возврата им земельной территории и оказания материальной помощи не было. Наоборот, при Временном правительстве были такие случаи, когда в Каракольском уезде один татарский купец, некто Ибрагимов, по десятку киргиз запрягал в молотильный каток, как будто у него не хватало лошадей, и силой батраков обмолачивал киргизскую пшеницу, ячмень, которые они не успели убрать во время восстания в 1916 году, и клал их в свой амбар.
Этот же купец в Джетыогузском ущелье, в роще дикой смородины, которую он сделал своей собственностью, заставлял киргиз собирать смородину и, когда у кого-нибудь из киргиз видел язык, почерневший от того, что он покушал смородины, он вытягивал у него язык и бил колючкой по языку. Все это делалось на виду у представителей Временного правительства.
Уездный комиссар Пржевальского уезда, бывший в эпоху царизма начальником переселенческого управления, устроил так, чтобы киргизское население, сосредоточенное в восточной части Иссык-Кульской котловины, переселилось в западную часть, мотивируя тем, что это безопаснее для жизни и имущества киргиз, а в сущности он хотел этим переселением дать возможность русским кулакам ограбить остатки скота и имущества у беженцев, когда они проходили через русские поселки. Он, конечно, добился этого.
Может быть, это было «творчество» местных представителей Временного правительства? Может быть, краевые и областные органы Временного правительства занимались вопросами устройства киргиз, оказанием им помощи? Они не отличались от своих местных представителей, не занимались и не хотели заниматься вопросами устройства беженцев. Факт. Комиссарами Временного правительства были назначены по Семиреченской области старый наш знакомый О.А.Шкапский и Тынышбаев, казак-инженер. И когда они ехали в Алма-Ату, то их во Фрунзе встретили представители беженцев-киргиз, рассказали о горькой доле беженцев, о том, как кулаки убивают беженцев группами, как беженцы умирают от голода, и просили, разумеется, принять меры к ограждению их от кулацкого террора, к оказанию им материальной помощи. Что же сделали Тынышбаев и Шкапский? Тынышбаев, выслушав заявление, ничего другого не нашел сказать, как – «Это абсолютно ничего. Сейчас нужно думать не об этом, а об учредительном собрании. Первый кандидат, конечно, я, второй Джайнаков, а об остальных подумаем в Алма-Ате».
И, когда на следующий день представители беженцев повторили свою жалобу, то ответ того же Тынышбаева был очень коротким и ясным: «Не я заставлял – сказал он – вас поднимать восстание, и не мое дело теперь заниматься этим». Дальше идти, пожалуй, некуда.
Февральская революция и рожденное ею «демократическое» правительство обманули надежды, возлагавшиеся на них киргизами, когда они возвращались из Китая. Нужно сказать, что единственным органом, занимавшимся оказанием помощи киргизам-реэмигрантам, был Областной Киргизский Исполнительный комитет, но его помощь не доходила до киргизских трудящихся масс. Между этим комитетом и той массой беженцев, которые действительно нуждались в помощи, которые умирали от голода, была промежуточная передаточная инстанция в лице киргизских манапов, которые присваивали себе все, что отпускалось для беженцев. Короче, Временное правительство ни на йоту не улучшило положение киргиз. «Демократическое» правительство не демократично отказалось от спасения киргиз от кулацкого террора и голодной смерти, отказалось вернуть им земли, отобранные царским правительством и кулаками-колонизаторами. В этом нет ничего непонятного. Ведь по существу, вся перемена после февральской революции в Средней Азии свелась к переходу органов власти от рук царя и его ставленников в руки представителей российской империалистической буржуазии, которая продолжала считать Среднюю Азию своей колонией, богатейшим источником сырья.
Рабочие массы (железнодорожники, рабочие промышленных пунктов Ферганы и т.д.), находившиеся в плену у меньшевиков и эсеров, дезорганизованные колонизаторской политикой царизма, почти до Октябрьских дней не смогли выступить в качестве организаторов сил пролетарских и полупролетарских слоев туземного населения. Советы солдатских рабочих и крестьянских депутатов, организовавшиеся после февральской революции, сосредоточились только в городах, охватывая своей деятельностью гарнизоны и русскую часть населения городов, преимущественно рабочих и служащих. Поэтому трудящиеся массы аулов и кишлаков по-прежнему оставались во власти своих, туземных, баев, манапов и выразителей их интересов – туземной интеллигенции. Борьба политических партий и групп, происходившая в городах, оставалась для туземных трудящихся масс, скажем, «китайской грамотой». Этим можно объяснить тот факт, что во время выборов в учредительное собрание так называемые представители киргизской «букары» поддержали кандидатуру того самого Тынышбаева, который, будучи комиссаром Временного правительства, категорически отказался заниматься вопросами оказания помощи реэмигрантам киргизам, погибавшим сотнями от рук кулацко-колонизаторских террористов и костлявой руки голода, и который потом, после Октябрьской революции, оказался одним из «вождей» контрреволюционной «Кокандской автономии».
Если в период от февраля до октября туземные трудящиеся массы не смогли организоваться как классовые силы, то этого нельзя сказать на счет туземной буржуазии, феодальных и полуфеодальных верхушек и духовенства народов Средней Азии. Эксплуататорские группы народов Средней Азии, в том числе киргизские манапы и баи, великолепно знали смысл развертывающихся событий и спешно мобилизовывали свои силы для борьбы с Октябрьской революцией, с Советской властью.
Продолжение следует.