Виктор Бутанаев, доктор исторических наук, профессор, Хакасский ГУ им.Н.Ф.Катанова, Абакан, Российская Федерация
Статья подготовлена в рамках Международного форума «Алтайская цивилизация и родственные народы алтайской языковой семьи», прошедшего 20-22 июля в Бишкеке и на Иссык-Куле (Кыргызстан).
Аннотация. В данной работе на базе лексических параллелей языков тюрков Саяно-Алтая раскрываются их историко-культурные связи. Кроме того, языковые материалы свидетельствуют, что к этому региону тяготеют также культуры тянь-шаньских кыргызов и даже якутов.
Саяно-Алтайский регион, куда входят территория республик Алтай, Тува и Хакасия, а также Шория Кемеровской области и Тофалария Иркутской области, представляет единую историко-культурную область. К этому региону тяготеют культуры тянь-шаньских кыргызов и якутов. Проблемы общности саяно-алтайских языков уже затрагивались в трудах некоторых исследователей. Так, например, известный лингвист В.И.Рассадин отмечал, что в лексическом отношении языки народов Южной Сибири, помимо общетюркских слов, «объединяет целый пласт лексем, не имеющих параллелей в других тюркских языках» [1, с.225.]. Выявленный им в своих работах ряд лексических соответствий можно значительно расширить за счет неучтенных слов и многочисленных диалектных материалов для обозначения природных явлений, флоры и фауны, хозяйственной деятельности и традиционной культуры.
Алтайцы, телеуты, тувинцы, тофалары, шорцы и хакасы — родственные тюркоязычные этносы, связанные между собой общими историческими узами. При рассмотрении их этнического состава выделяется целый ряд родов с одинаковыми наименованиями: хыргыс, бурут, туба/тофа, сарыглар, чода /чооду, тумат, теленгит, иргит, хасха/кашка и т.д. Широкое представительство общих этнонимов на Саяно-Алтае произошло как в результате распада и распыления единых родоплеменных общностей, так и в силу различных миграций.
Так, например, хакасы и тувинцы жителей Горного Алтая именуют «тилег/делег», название которых связано с теленгитами, обитающими среди Алтайских гор. В связи с этим необходимо отметить наличие родов «тилек» (тиилегес, тиилегет) среди сагайцев, а также кызыльцев (теленгеш, теленгет) в Хонгорае. Также небезынтересно узнать мнение алтайских теленгитов, которые были уверены в своем происхождении из страны Конгырай-Сагай, а Абакан почитали как святыню. По сообщению Г.Потанина, теленгиты заняли горный Алтай, придя сюда «из страны Конгырай» [2, с. 10]. Память о бывшей теленгитско-кыргызской общности служит, по всей видимости, фольклорное имя «Тиле Хоорай» (т.е. телесский Хонгорай), применявшееся хакасами для широкого понятия Саяно-Алтая. Вероятно, при формировании этнополитического объединения Хонгорай «телесские (теленгитские)» группы сыграли не последнюю роль.
В хакасском языке соседняя Тува /тувинец/ обозначается именем «Сойан». Указанный этноним происходит от наименования одной из тувинских родовых групп. Вероятно, в эпоху средневековья сойаны были или широко расселены по всей территории Тувы, или имелось этносоциальное образование под таким названием. Данный факт подтверждается тем, что на Алтае тувинцев называют именем «сойон», а в Бурятии — «сойот». Среди хакасских родов присутствует сеок «сойыт», несомненно, генетически связанный с сойотами.
У тувинцев, шорцев и алтайцев для хакасов применялось несколько определений: кыргыс/хыргыс, хоорай/конгурай, хыргыс-хоорай, конгурай — сагай и белдир. Последний этноним возник не ранее XVII в. После вхождения Хакасии в состав России по границе с Тувой стала располагаться Бельтырская землица, имя которой получило нарицательное значение у южных соседей для всех хакасов. Второй термин сагай возник в то же время среди шорцев и алтайцев по имени Сагайской землицы. Этноним «хоорай» или в полной форме «хонгорай» отражает наименование государственного образования хакасов в эпоху позднего средневековья. В речи теленгитов (южных алтайцев) можно встретить выражение: «теленгетле конгорай угында бир болгон улус» — т.е. теленгиты и конгораи по своему происхождению были единым народом. Известный ученый и путешественник середины XIX в. П. Чихачев сообщал, что во время его пребывания в Туве местное население знало, «что, перебравшись через границу и продвигаясь на север, попадешь в страну, населенную людьми, говорящими не на тувинском языке... признающими власть Чахан-Хана и известными под названием Хонру» [3, с. 210]. В ХVIII-XIX вв. все соседние народы словом «Хоорай/Конгурай» обозначали Хакасско-Минусинский край и его коренное население. Кроме того, челканцы (часть северных алтайцев), чулымцы и шорцы хакасов называли «кыргыс» или даже «хыргыс — хоорай», сохранив в этом названии память о древнем Кыргызском государстве, существовавшем в долине Среднего Енисея в VI-ХIII вв., куда в свое время входили предки всех народов Саяно-Алтая.
Широкий пласт общих саяно-алтайских лексических параллелей отмечается для обозначения окружающей природной среды: ландшафтной зоны, природных явлений, флоры и фауны. В этом разделе мы попытаемся рассмотреть ряд лексических соответствий в языках хакасов, тувинцев и алтайцев, связанных с хозяйственной деятельностью человека, культурными особенностями и бытом. Так, например, общетюркским представляется словарный запас по скотоводству. Среди таких параллелей можно отметить следующие слова:
«хула» (хак.), «кула» (алт.), «кула» (кир.) саврасый; «qula» (д.т.) — буланый (о масти лошади);
«халтар» (хак.), «калдар» (тув.), «калтар» (алт.) — мухортый, гнедой с желтоватыми подпалинами;
«торыг» (хак.), «доруг» (тув.) — гнедой;
«хыр» (хак.), «кыр» (тув.) чалый; «qır» (д.т.) караковый (о масти);
«сабдар» (хак.), «шавыдар» (тув.), «чалдар» (алт.), «чабдар» (кир.) игреневый;
«пилтер» (хак.) белобокий скот, с белым крестцом; «мелдер» (тув.) мухортый (гнедой с желтыми подпалинами);
«кёдё» (хак.) — опухоль на шее лошади (часто возникающая из-за тесного хомута); «кодээ» (тув.) — мягкий нарост на теле в виде шарика (вид болезни лошади); «кёдёё» (кир.) — болезненная опухоль у скота (у лошадей ее выжигают каленым железом);
«идир-» (хак.), «эдир-» (тув.), «этэр-» (як) — подпускать теленка, чтобы корова лучше (обильнее) доилась;
«похсыг» (хак.) — путы, одеваемые на подогнутую переднюю ногу животного; «боскуг» (тув.) — путы для подвязывания передней ноги к шее; «бохсуу» (як.) — спутывание быка его же поводом. Данный термин этимологически восходит к древнетюркскому «bogsuq» — колодки с отверстиями для шеи и рук, надеваемые на пленников и преступников;
«тобырчых» (хак.), «допуржак» (тув.), «тобырчык» (алт.) — нагайка;
«холлаг», «холланг» (хак.), «колун» (тув.), «колонг» (алт.), «оланг» (тоф.), «олонг» (кир.), «qolan» (д.т.) — подпруга и т. д. [4, с. 32.]
Охотничьи промыслы тюрков Саяно-Алтая имели общий характер, с одинаковыми способами, приемами и орудиями ловли. Среди них можно отметить следующие лексические параллели: «айа» (хак.), «ая» (тув.), «ая» (алт.), «айа» (як.) — лук-самострел;
«харлых», «хырлых» (хак.), «хырык», «хырыктааш» (тув.), «карык» (алт.), «карык» (тел.), «харалык», «халарык» (як.) — станок самострела; остов самострела; палка с зарубками, служащая меткой самострела;
«сиргей» (хак.), «шергей» (шор.), «чергий» (тув.), «чергей» (алт.), «тиргэ» (як.) — черкан (капкан в виде настороженного лучка для небольших зверьков); силки (петля из конского волоса для ловли уток);
«соган» (хак.), «согун» (тув.), «согон» (алт.), «оногыс» (як.) — стрела.
Слово восходит к древнетюркскому «soqım» — деревянный трехгранный наконечник стрелы;
«сыг» (хак.), «шыг» (алт.), «шыг» (шор.) — ветвистая лесина, которую при охоте на медведя засовывают в отверстие берлоги;
«сыгда» (хак.), «сыйда» (тув.), «согдо» (бур.) — наконечник стрелы; пешня;
«сырых», «сыргы» (хак.), «сырыг» (тув.) — стрела-свистунка, имеющая костяной полый шарик с двумя отверстиями, вставленный под наконечник, вследствие чего стрела при полете издает свист. Данный термин этимологически связан с древнетюркским «çırguy» — выпуклая утолщенная часть стрелы;
«тис» (хак.), «тес» (шор.), «дес» (тув.) — загон, загородка (для ловли кабарги, маралов);
«халбырах», «халбыртах», «халбырсах» (хак.), «калбырак» (шор.), «калбырак» (алт.), «харпыйа» (як) — лыжи простые, без камуса (т.е. голицы) и т.д.
Среди рыболовных снастей и снарядов общие названия имеют следующие: «пара» (хак.) — заездка, рыболовное сооружение на небольшой речке, состоящее из плотины, в середине которой устанавливали рыбоприемный короб, сплетенный из прутьев; «бара» (тув.) — верша; «пара» (алт.) — сетчатый «рукав» для рыбной ловли;
«хабаг» (хак.) — рыболовная сеть наподобие вентеря (с широким отверстием); «кабу» (алт.) — сеть для рыбы или маленьких зверьков;
«тикпе» (хак.) — поплавок (сетей); «дикпе» (тув.) — рыболовная сеть; «дэгиэ» (як.) — рыболовное орудие в виде большого крючка;
«кёспе» (хак.), «хотпе» (тув.), «хотпе» (тоф.) — вид рыболовного крючка;
«атхах» (хак.), «аттак», «актык» (шор.), «аткак» (тув.), «аткак» (алт.), «аскак» (тоф.) — бородок рыболовного крючка; зазубрина у наконечника остроги; зубья остроги и др. [4, с. 33-34.]
Среди тюрков Саяно-Алтая широко был распространен промысел съедобных кореньев — кандыка и сараны. Корнекопалка или заступ для выкапывания съедобных корней у всех саяно-алтайских тюрков носил общее название. Так, например, у хакасов он именовался «озоп» («озып», «осып», «ызоп»), в шорском языке «осып», у тувинцев и тофаларов «озук», «оъсук», в алтайском языке «озуп», «оозык». Зачастую заготовленные коренья и чисто обмолоченное зерно выкапывали из нор грызунов. Такие запасы продуктов в хранилищах грызунов имели общие названия. Например, у хакасов запас кореньев на зиму у грызунов в их хранилищах обозначался словом «коме», у тувинцев «хомээ» и т.д.
Материальная культура тюрков Саяно-Алтая, в результате тесных исторических контактов, приобрела многие общие черты. Большое количество лексических соответствий находится среди терминологии, обозначающей жилище и его устройство, утварь, одежду и пищу.
Например: «улага» (хак.), «улага» (кир.), «улаа» (алт.) — основание юрты; место у порога юрты;
«суран» (хак.), «суран» (тув.), «сыран» (тоф.), «сыран» (алт.) — опорный столб для дымового круга юрты; основа берестяного чума (состоящая из трех жердей);
«сыра» (хак.), «сыра» (тув.), «сыра» (алт.) жердь, используемая для изгородей;
«хахпас» (хак.), «какпаш» (тув.) — кора лиственницы, которой покрывали крышу деревянной юрты или шалаша;
«собыра» (хак.) кора тополя, «човурээ» (тув.) кора дерева, «чобра», «чобырга» (алт.) кора, «чоъпрээ» (тоф.) кора хвойных деревьев и тополя, которая служит покрытием чума, шалашей, навесов;
«кимеге» (хак.), «кебеге» (алт., шор.), «кемеге» (кир.) — печь, очаг;
«тасхах» (хак.), «таскак» (алт.), «таскак» (сиб. тат.) — буфетная полка в юрте; жертвенный столик при камлании; нары;
«аатыс» (хак.), «аткыс» (тув.), «аткыс» (тоф.), «аатыс», «аткыс» (алт.) — деревянная решетка из связанных волосяной нитью лучинок для сушки клубней сараны, творога и сырцов;
«пулхунчах» (хак.), «булкунчак» (алт.), «булкак» (кирг.) — сосуд из сыромятной кожи;
«алгай» (хак.), «алгый» (тув.), «алгай» (алт.), «алгый» (як.) — котелок; котел;
«хылчы» (хак.), «хылчы» (тув.), «кылдьы» (алт.), «кылдьыы» (як.) — дужка (ведра, котла);
«ипчек» (хак.), «эпчек» (шор.), «эпчек» (тув.), «эпчек» (алт.) — берестяной сосуд для хранения сметаны или масла;
«тахтай» (хак.) — котелок; «тектей» (алт.) — кадка для хранения зерна; «тахтай» (як.) — берестяная посуда;
«пайба» (хак., шор.) — куль, большой мешок (для перевозки зерна); «барба» (тув., тоф.), «марба» (як.) — кожаный вьючный мешок;
«иземчик» (хак.) — кошелек; «ушёнчюк» (кир.) — мешочек для хранения инструментов; «ешэнцек» (сиб.тат.) — игольник;
«сомнах», «самлах», «солмах» (хак.), «шолбак» (шор.), «шопулак» (тув.), «чабалак» (чул.), «чабала» (куманд.) — ложка;
«хыйгыс» (хак.), «кыйгаш» (алт.), «кыйгыц» (сиб. тат.) — черпак из бересты;
«хырба» (хак.), «хырба» (тув.) — клей;
«масха», «пасха» (хак.), «маска» (тув.), «маска» (алт.), «базган, барскан» (кир.) — кузнечный молот; молоток;
«испик», «искек» (хак.), «испик» (тув.), «искек» (кир.) — пинцет; щипчики;
«илджирбе» (хак.), «илчирбе» (тув.), «ильчжирме» (тоф.), «илдьирме» (алт.) — цепочка;
«сюбюр» (хак.), «чювюр» (тув.), «шюпюр» (алт.) — штаны;
«сокпек» (хак.), «коспек» (тув.), «коспек» (алт.) — жилет, полушубок;
«чахы» (хак.), «чагы» (тув.), «дьакы» (алт.), «yaqu» (д.т.) — доха; плащ;
«хаттых» (хак.), «хаттык» (як.) — дождевик; верхняя одежда, надеваемая сверх нижней шубы;
«сабыг» (хак.), «шавыг» (тув.), «шабыг» (тоф.), «чабу» (алт. тел.), «чабу» (сиб.тат.), «чабуу» (кир.) — клин (одежды);
«абыртхы» (хак.), «абырткы» (шор.), «оорткы» (алт.) — квас;
«иритпек» (хак.), «иртпек» (тув.), «иртпек» (алт.) — блюдо из кислого молока;
«кёёрчик» (хак.) — молочный коктейль; «кёёрчёк» (алт.), «кёёрчёк» (кир.) — молочный напиток, служащий пищей пастухам, приготовленный из овечьего или козьего молока, заквашенного кумысом или айраном;
«кимиртки» (хак.), «хемиртки» (тув.), «кёмюрюё» (як.), «кемик» (кир.) — губчатое вещество кости;
«наспах» (хак.), «чашпак» (тув.) — блюдо из талкана, толченого с внутренним салом лошади;
«сыыдан» (хак.), «судан» (тув.), «суйдан» (кирг.) — жидкая пища;
«тирс» (хак.), «дес «(тув.), «дерс» (тоф.) — густая кровь; колбаса из густой крови;
«хадар» (хак.), «кадар» (тув.), «кадар» (алт.) — слой жира на ребрах животных;
«чокпек» (хак.), «чокпек» (тув.), «чоъкпек» (тоф.) — сусло; осадок от перетопки сливочного масла и т.д.
Тюрки Саяно-Алтая обнаруживают значительное сходство в своем традиционном мировоззрении. Целый ряд слов, особенно относящихся к шаманизму, имеют общие корни. Например:
«орба» (хак.), «орба» (тув.), «орбо» (алт.), «орпа» (тоф.) — жезл шамана;
«асты» (хак.), «асты» (тув.) — плата шаману за камлание;
«чулюг» (хак.), «йулю» (тел.), «yulug» (д.т.) — награда за гадание; выкуп, жертва;
«манчы» (хак.), «манчак» (тув.), «мандьак» (алт.) — лента на шаманском костюме; ритуальный костюм;
«тёс», «тёстюп» (хак.), «тёс» (алт.), «эрен-т ёс» (тув.) — служебный дух шаманов; фетиш. Термин этимологически восходит к древнетюркскому «töz tüp» основа.
«тубен» (хак.), «тумен» (тув.) — дух-хозяин бубна ;
«хорым» (хак.), «хорум» (тув.), «корым»(алт.) — надмогильный курган; старинное кладбище;
«небег» (хак.), «чевег» (тув.), «дьебу» (алт.) — могила; кладбище;
«толадай» (хак.), «толотой» (алт.), «толото» (ойрат.) — надмогильная насыпь и т.д.
В фольклорных произведениях тюркских народов Саяно-Алтая порой встречаются общие слова, ныне не переводимые в современных языках. Например, при загадывании загадки о вымени суки, кобылицы, коровы и пяти пальцах доярки у хакасов применяется выражение: «ылаа/ылазы» — восемь, «ылдым/ыладым» — два, «хаал» — четыре, «хамчы» — пять. Эта загадка соответствует тувинскому: «ылаан» (ылыын) — восемь, «ылым» (ылаа) — два, «хаан» — четыре, «кадын» (кангыл)— пять, а также алтайскому: «ыргай» — восемь, «ылтам» — два, «тёрёй» — четыре, «тёртён» — два (соски козы). Первые половины словосочетаний во всех языках непонятны [4, с. 37-38].
В научной литературе аргументировано доказано южное происхождение якутов, хотя место первоначального обитания и время их передвижения с юга на север до сих пор остаются спорными. При рассмотрении этнического состава якутов и тюрков Саяно-Алтая можно выделить небольшой ряд общих этнонимов, таких как: кыргыс, тумат, каска, хоро, говорящих о некоторых этногенетических связях этих народов.
В хакасском языке нам удалось выявить определенный пласт якутско-хакасских параллелей, свидетельствующий о древних контактах их предков [4, с. 40-41.]. Большой интерес вызывает якутское название июня «бес ыйа», которое ныне воспринимается как месяц заготовки сосновой заболони («бес» букв. сосна). Якутское определение месяца можно отождествить с хакасским названием мая «пис айы», т.е. месяц заготовки кандыка. Обычно в начале лета в Хонгорае женщины и дети отправлялись на сбор этих съедобных кореньев. Вероятно, по своему значению сбор кандыка стал соответствовать заготовке сосновой заболони на Севере. Несомненно, оно связано с весенним промыслом заготовки кандыка у народов Саяно-Алтая. Хотя в Якутии кандык не растет, однако указанное название месяца сохранилось, как реликтовое. Данный факт подчёркивает этнокультурную связь якутов с Саяно-Алтайским регионом. Отождествление проф. В.И.Рассадиным якутского слова «бэс» — сосна с тувинско — алтайским «бёш, мёш» — кедр, на наш взгляд, менее правдоподобно.
Якуты, как и тюрки Саяно-Алтая относятся к скотоводческим народам Сибири. В связи с этим у них была выработана богатая скотоводческая терминология. И здесь имеется определенное количество лексических параллелей. Большой интерес вызывает якутское название главного скотоводческого (кумысного) праздника «тунах ысыах», который созвучен хакасскому «тун айрану». Например: «тунах» (як.) — пиршество с обилием молочной пищи, кумысный весенний праздник; «тун» или «тун айран» (хак.), «дун хойтпак» (тув.) — первый айранный весенний праздник.
Праздник «Тун айран» был связан с почитанием скотоводства. В конце XVIII в. известный путешественник и ученый П.С.Паллас отмечал: «Самый большой праздник у кашинских татар (племенная группа хакасов — В. Б.), так как и у всех прочих язычников, есть Весенний (Тун), когда они кобыл доить начинают... По первой разгулке собираются соседи из разных улусов в одно место и приносят на чистом поле, наиболее на холме, торжественную жертву (худайга пазырарга), с празднественными на восток молитвами... И тогда они посвящают лошадь — Ызых... Посвященный таким образом Ызых, всякую весну, когда этот праздник Тун бывает, освящается снова, моют его молоком, с полынью (ирбен) топленым, и ею же окурив, хвост и гриву раскрася красными и белыми лоскут-ками, пущают в поле на волю» [5, с.561].
Айранные или кумысные праздники были характерны для многих скотоводческих народов Сибири и Центральной Азии. Но в названиях «тунах» и «тун/дун» обнаруживаются только якутско-саяно-алтайские параллели.
Среди пантеона якутских божеств встречается «Кыдай бахсы» или «Кытат Бахсы» — покровитель кузнецов, дарующий им кузнечное искусство. Это имя можно сравнить с хакасским названием «хыдат ус» и кыргызским «кылдат уста», что значит искусный мастер. Наличие в хакасском, якутском и кыргызском языках термина «хыдат» (хыдай) для обозначения кузнечного искусства наводит нас на мысль о том, что, во-первых, у предков указанных народов лучшие мастера или привозились, или обучались в Китае, и, во-вторых, уход якутов и кыргызов из Южной Сибири произошёл, вероятно, уже во времена знакомства с монголоязычными кара-китаями (т.е. в X в.н.э.), откуда и был заимствован сам термин «хыдат».
Проблема взаимосвязей современного населения Саяно-Алтая с жителями Тянь-Шаня уже более 250 лет привлекает внимание исследователей. В эпоху позднего средневековья на территории этих двух регионов проживали народы с общим этнонимом «кыргыз». В исторической литературе по этому поводу имеются несколько точек зрения. Одни из историков доказывают родство двух этносов путем переселения кыргызов на Тянь-Шань из Южной Сибири, другие утверждают об автохтонности каждого из них. В последнее время исследователи склонны считать, что в этногенезе кыргызов приняли участие как переселившиеся племена из Саяно-Алтая и Центральной Азии, так и местное по происхождению население. Спорным вопросом считается выяснение удельного веса каждого из них.
Учитывая это, мы попытаемся осветить некоторые аспекты этнокультурных контактов, имевших место в прошлом между двумя родственными народами. Следует отметить, что до сих пор указанная проблема решалась исследователями на уровне исторических, антропологических, этнокультурных и археологических фактов. В данном случае мы предлагаем рассмотреть взаимосвязи современных кыргызов и хакасов в свете материалов историко-культурной лексики.
Сначала необходимо отметить значительный пласт общих этнонимов на Тянь-Шане и Саяно-Алтае. К ним относятся такие как, кыргыз, бурут, тёлёс, мундуз, бугу, джельден, билдир, кашка, бёрю и многие другие. В кыргызском языке термином «ата-жото» обозначаются предки. Второй компонент «жото» ныне непереводим. Мы предполагаем, что это слово можно сравнить с сеоком «чода», распространенным среди всех народов Саяно-Алтая. Как один из самых древних родов этого региона он может выступать в значении прародителя.
Обратимся к материальной культуре этих народов. Основу национальной кухни кыргызов и тюрков Саяно-Алтая составляли мясные и молочные блюда. Существовал древний ритуал, связанный с распределением кусков мяса во время еды. Например: «хырымчых» (хак.), «кырмычык» (кыр.) — пригоревшие ко дну котла остатки пищи (их запрещали есть мальчикам, иначе будет ненастье во времена свадьбы);
«хумулчах» (хак.), «куймулчак» (кыр.) — репица, хвостовой отросток вместе с жиром и мясом (у кыргызов его давали почетной гостье);
«сыырсах» (хак.), «шыйрак» (кыр.) — голень (детям ее есть запрещали, иначе якобы будут слезиться глаза при охоте);
«тохпах чилинг» (хак.), «токмок жилик (кыр.) — берцовая кость (она служила для угощения почетных гостей, но только мужчин);
«чода чилинг» (хак.), «жото жилик» (кыр.) — голень (у хакасов ее мог есть только хозяин дома и кроме того она применялась для ритуала на свадьбе);
«харгыс» (хак.), «каргыш» (кыр.) плоское сухожилие, находящееся у сочленения костей, над суставами (сухожилие «харгыс» — букв. проклятие, делили между всеми членами семьи, иначе того, кто не съест свою часть, сухожилие проклянет);
«толарсых» (хак.), «толорсук» (кыр.) — пяточная кость;
«томых» (хак.), «томук» (кыр.), «довук» (тув.), «тобук», «томук» (алт.) — коленная чашечка;
«хазых» (хак.), «кажык» (тув.), «кажык» (алт.), «ашык» (кыр.) — астрагал.
К последним трем косточкам у кыргызов и хакасов было особое отношение. По поверью, они охраняли счастье дома. Их всегда хранили вместе и никогда не бросали собакам, иначе переведется скот. Хакасы надколенную чашечку ели осторожно, не задевая ножом, в противном случае ребенок будет некрасивым. Кыргызы также старались ее «обгладывать начисто, чтобы дочка была красивой».
Нами отмечен значительный пласт одинаковых слов, связанных с обозначением возраста детей и характеристикой человека. Например:
«палтыр пизик пала» (хак.), «балтыр бешик бала» (кыр.), «балдыр бээжик» (тув.), «балтыр бежик уруг» (тоф.) — грудной, колыбельный ребенок; Название «палтыр пизик» — букв. «колыбель голенных икр» происходит якобы от грудного возраста ребенка, когда у него еще не окрепли икры ножек для хождения;
«парха», «марха» (хак.), «бала-бакыра» (кыр), «марка», «барка» (алт.) — дети, ребенок, младший из детей;
«мичел» (хак.), «бечел» (кыр.), «бэчэл» (як.) — сидень; отставший в росте ребенок;
«падырбас» (хак.), «мадыра баш» (кыр.) — молокосос, мелкота;
«оранмай» (хак.), «оромпой» (кыр.) — название игры мальчиков, скачущих на одной ноге;
«ойан» (хак.), «уян» (кыр.), «уян» (тув.) — слабый, хилый, нежный;
«табан» (хак.), «тапан» (кыр.) — ловкий, удалой; молодец;
«хачагай» (хак.) — упрямый конь, не дающий надеть на себя узду и не желающий выезжать из дома; упрямый человек, который не идет выполнять поручения; «кажагай» (кыр.) — лошадь, задирающая голову (при натягивании поводьев) и не желающая идти;
«чултек» (хак.), «жонтёк» (кыр.), «дьюлтек» (алт.), «йёлтек» (сиб. тат.) — скромный, застенчивый; медлительный;
«кёзё» (хак.), «кёсё» (кыр.) — ленивый; твердолобый;
«ахсымай» (хак.), «аксым» (кыр.), «ахсым» (як.) — грубый, наглый и т.д. [4, с. 42-43.]
Тюркоязычные народы Саяно-Алтая в результате тысячелетней своей истории выработали общие черты хозяйственной деятельности, обладают близкой культурой и родственными языками. Исходя из лексических сравнений, можно предположить, что в основу этих этносов легли древнетюркские племенные группы, имевшие близкие хозяйственно-культурные комплексы. Жилище, утварь, одежда и система питания были идентичными, со сложившейся общей терминологией. Одинаковое обозначение архаичных форм труда свидетельствует, что хозяйственно-культурная общность тюрков Саяно-Алтая зародилась еще до ранних государственных образований, вероятно, в гуннское время. Многие виды первобытных орудий охоты (ловчие ямы, завалы, самострелы и т.д.) имеют одинаковые названия и технологию изготовления, что подтверждает участие общих компонентов в этногенезе тюрков Саяно-Алтая, а также якутов и кыргызов.
Список использованной литературы:
1. Рассадин В.И. Проблемы общности в тюркских языках саяно-алтайского региона //Тюркологический сборник. 1977. — М., 1981. — С.219-231.
2. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. В.4. — СПб., 1883.
3. Чихачев П. Путешествие в Восточный Алтай. — М., 1974.
4. Бутанаев В.Я. Природная среда обитания тюрков Саяно-Алтая: опыт историко-этнографического исследования лексического фонда. — Астана, 2013.
5. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства. — СПб., 1786, ч.2., кн.2; 1788, ч.3. кн.1.