В рамках отмечаемого в 2016 году 90-летия создания Госархива информационное агентство АКИpress и Архивное агентство при ГРС подготовили фотографии и материалы в честь 100-летия восстания кыргызов. Фотографии получены из государственного архива кинофотофонодокументов. Телеграммы и доклады получены из Сборника документов «Восстание 1916 года», подготовленного архивным агентством при Государственной регистрационной службе при Правительстве Кыргызской Республики.
Протокол допроса мировым судьей 3 участка Пржевальского уезда В.Руновским свидетеля – пржевальского мещанина К.Иванова о настроении коренного населения уезда накануне восстания и о его причинах
6 октября 1916 г.
Мировой судья 3-го участка Пржевальского уезда, округа Верненского Окружного суда допрашивал нижепоименнованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст. Уст. угол. суд., допрошенный показал:
Константин Андреевич Иванов, пржевальский мещанин, где и живет 33 года, православный, грамотный, не судимый.
Киргиз, дунган, сарт-калмыков я знал лет 16-17. Дунгане - очень народ трудолюбивый. На русских они смотрели свысока, враждебно и с презрением, за исключением немногих, у них сложилось, что русские все обдиралы и взяточники. Богатели они не по дням, а по часам, один кузнец дунганин лет 6-7 назад перетягивал мне колеса, а весной 1916 года продал собственных баранов на 40 000 руб. Которые 5-6 лет назад кормили кое-как 10 баранов, теперь кормили от 100 до 1000 баранов. Засевали последние годы большие площади пшеницы, сурепы и мака, землю арендовали у города и киргиз. С рабочими, которые у них работают день и ночь, обращаются очень грубо, нужно было удивляться, как у них они только работали. Дунгане - народ очень злой, рабочих своих за малейший проступок избивали, особенно сартов.
Кыргызы во время беседы с приставом (начальником полиции).
Я был свидетелем, как из селения Мариинского дунганенок лет 15 за что-то свалил с лошади нищего сарта, положил головой на камень и камнем разбивал ему челюсти, мне с трудом удалось освободить сарта. Русскому, едущему с возом, а дунганин на свободной – дорогу никогда не уступит. Сарт-калмыки, за исключением 1-2 головорезов, народ мирный, бедный, забитый, есть предприимчивые и богатые, участвовать в резне русских, по моему мнению, они не могли, а пособирать после дунган и брошенное киргизами награбленное они могли, потому что чужое – заманчиво.
Киргизы - народ против дунган добрый, более доверчивый. У них какая-то страсть брать кредит или вперед деньги под работу, под скот, шерсть, опий, брали гроши, а платили рубли. Пользовались их глупостью особенно русские, сарты, дунгане, получали умело по несколько раз, часто киргизы брали совершенно ненужные вещи, только потому что в кредит, а когда приходило время платежа, то приходилось продавать необходимое или отрабатывать за бесценок. Последние 2-3 года они меньше стали кредитоваться, стали больше засевать: пшеницы, сурепы, маку, урожаи были хорошие, цены хорошие, денег у каждого было много, стали обзаводиться плугами и хорошими телегами.
Один киргиз перевозил и продал мне четыреста пудов сурепы по 1 руб. за пуд. Семья их всего двое с женой, двое и убирали. Это было осенью 1915 года, мне, говорит, теперь не нужно брать в кредит у сарта, могу купить, что мне нужно на наличные, если бы побольше таких предприимчивых киргиз. Хотя они и поняли и с каждым годом усердно принялись за возделывание земли, но тут увеличивались с них поборы (чечимы) юртами, попонами и деньгами. Юрты, конечно, отбирались от бедных.
Я видел, как бывший мой рабочий с месяц ходил получать, ему нужно было взять за взятую юрту. Но до сих пор не могу ничего добиться, все, говорит, посылают иди к тому, а тот говорит, иди к тому, и так каждый день. От многих киргиз я слышал, что негодовали на манапов за чечимы, которые они раскладывают, где нужно один руб., они собирают 5. На джигитов, за лошадей, боятся они джигитов как чумы, едет киргиз, попадется джигит - отбирает лошадей, и дальше иногда удается выкупить копеек за 50, до 3 рублей, смотря по лошади.
Неохотно они шли на работы к солдаткам, тут еще объявили набор в рабочие в тылу армии, все одно к одному, тут у них и руки опустились. Они говорят, за что мы пойдем, землю у нас отобрали, скот вывели, на лошадях джигиты гоняют, работать некому будет, семьи с голода вымрут, а что нас на работы берут это неправда, погонят нас на неприятельские пули впереди войска и перебьют, за что нас решил Белый Царь уничтожить, не знаем, так чем нам умирать отдельно, лучше все умрем вместе. Я уверял и доказывал, что вас будут брать на работы в тылу, что обученные солдаты будут воевать, а вы будете работать, копать окопы, возить снаряды, работать на фабриках и заводах, будете получать жалование. Нет, говорят, это только говорят здесь, пока берут, а отправят туда, там начальство прикажет, то и будешь делать.
Приводили примеры: когда приезжали чиновники-землемеры, обещали нам многое через манапов, собирали непосильные поборы и чечимы, уезжали или сменялись и приезжали новые, что обещали первые, эти не признавали, а опять поборы и чечимы, в результате, землю забрали у нас и насадили новоселов (джаман урусов), народ невозможный, тоже нас обирали под разными предлогами. Загоняли свой скот на пашни, посевы, и сказать ничего нельзя, побьют. Наш скот загоняли себе на зиму, а за потраву сдирали сколько хотели.
Мне говорил один знакомый дунганин на вопрос, как поживаешь и как дела, дело плохо, что-то готовится неладное по случаю набора в рабочие, в призывной возраст бежит кто в Китай, кто в горы, а китайцы, и дунгане, и китайские подданные настаивают устроить бунт, им желательно воспользоваться увезти опий и отобрать лошадей у жителей, так как большая часть их, босяковцев, и пришли исключительно под шумок воспользоваться. Зачем я, говорит, удивляюсь, зачем их начальник уезда сюда пропустил. Я, говорит, видел на одного русского подданного приходится 10 человек китайско-подданных. Я говорю, что это делается с разрешения губернатора, а зачем же губернатор разрешает, что думает, неужели мы без китайцев не могли убрать опий сами.
В последних числах июля уже был не секрет, что киргизы собираются устроить бунт. Мне говорили мать и жена моего рабочего сарта-калмыка, он живет у меня 16 лет, киргизы, если поднимутся, не дай бог, не пощадят никого, будут жечь мосты, портить телеграф, мужчин убивать, женщин и детей уводить в плен, заставлять работать, пасти скот, нас, сарт-калмыков, они тоже не помилуют, мы бы давно уехали в горы на Тильпек, да жалко вас, как одни останетесь на заводе. Рабочие киргизы каждую ночь уезжают на гору в аул к своим. У меня было кроме двух рабочих сарт-калмыков три киргиза. Утром рано приезжают, принимаются за работу, между собой все шепчутся, советуются, мне даже и вида не показывали, работали, косили и убирали сено лучше некуда.
В городе уже ходили слухи из уст в уста 10 августа. Я забился на заводе, чтобы ничего не слышать и чтоб за такие, может быть, праздные разговоры куда не запрятали. 10 августа я приехал в город по делу, мне рассказывали, что телеграф уже не работает двое суток, с Пишпеком, с Сазановкой с 10 часов тоже не работает, что Сазоновку окружили киргизы и т.д. Поехали скорее назад выручить семью, дорогой попался молодой киргиз, морда незнакомая, улыбка ехидная, спрашивает, куда торопишься, бай? Что случилось в городе? Я ничего не сказал. На заводе я сказал жене, чтобы собирались немедленно, позвал сарта с матерью и женой, рассказал в чем дело, стали советоваться как быть.
С горы кто-то прискакал, поговорил с киргизами и обратно, киргизы забежали все в комнату, лица все испуганные, спрашивают, что случилось в городе, я говорю, ничего, как ничто, что-то, говорят, есть, говорят, киргизы поднялись, нет не киргизы, а казаки, т.е. верненские киргизы и идут через Шаты на город. Пособите мне увезти семью, они закричали, заплакали. Киргизки во дворе ревут, я побежал выкатывать телеги, рабочие пособили запрячь лошадей, сложить на 3 подводы кое-что необходимое и я с семьей без рабочих поехал в город.
Киргизы кинулись в горы и сарты стали собирать свои пожитки ехать в Гильпек, поедем умирать со своими, сколько звал в город, так и не поехали, доехали мы благополучно, семью я оставил, вещи сложил и опять поехал на трех подводах на завод что-нибудь привезти, дорогой в сартовских улицах один знакомый сарт сел на телегу ко мне и говорит, я пособлю возить: знакомый дунганин предложил запрячь одну лошадь и дать работника киргиза. Когда стал подъезжать к заводу, меня догнали работники киргизы на лошадях почтосодержателя верхами. На заводе еще были сарт-калмыки, собирали остатки свои, мы все принялись ложить на подводы: живо связали возы, киргизы говорят, бай угони коров в город, их было с мелочью 9; пособили выгнать до мельницы Кузьмина. Они и я уговорили моего рабочего сарт-калмыка гнать коров дальше в город, а сами киргизы поехали в аул. Мы все благополучно приехали домой, было уже темно.
Ночью с работником сарт-калмыком верхом ездили на завод, с нами человек 10 солдат-разведчиков. На них мы наткнулись за городом, ночь была темная, приходилось ехать чуть ли не ощупью, на заводе уже никого не было, кроме собаки. Утром 11 я увез семью в казармы, а с работником поехали на завод, дорогой знакомый дунганин спрашивает, куда я поехал, я сказал, он стал меня просить не ездить, т.к. там близко есть киргизы. Пришел с пашни его работник сарт и говорит, что там ездить опасно. Я не послушался, поехал, тогда он накричал и говорит, что я провожу тебя, а есть ли, спрашиваю, оборона, он шлепнул по карману и говорит есть, ему вывели лошадь и мы поехали, дорогой попадались дунгане, китайцы и что-то с ним на ходу разговаривали.
Он рассказывал мне, что на Джергалане мост ночью сожгли киргизы, так мы и съездили на завод, все было благополучно. На следующий день я с работником опять заехал за ним, поедем на завод, говорю, нет, говорит, извини не могу – семья и дети одни боятся, и мы съездили одни благополучно. Проехали прямо в казармы и там еще сказали, что привели мужики из мечети 30 дунган и всех их покололи. Тогда я догадался, почему со мной не поехал знакомый дунганин. На следующий день мне сказали, что он убежал, и как-то я заехал, не помню через сколько дней, то имущества уже ничего не осталось, даже женскую и детскую забрали одежду.
В августе я направил две телеги, пригласил знакомого сарта и принялся вывозить с завода кожевенный товар и домашние вещи. 16-го, если не ошибаюсь, когда приехали на завод, мы заметили, что у ворот стояла бутылка, как оказалось, с уксусом, взятым из буфета; двери все были отворены настежь, одно окно с двойными рамами было выбито, много вещей унесено - седло, мясорубка, сорваны в кухне занавесы, в комнатах шторы, матрац с детской кровати весь изрезан ножом, а мочало тащилось по всем комнатам. Во дворе лежало 3 столика рябиновых, среди добра около дома опрокинутый жировик жестяной, в который наливается масло для освещения, раньше он находился в комнате, в которой жили работники киргизы.
У Карымова на мельнице мне сказали, что слышали сильные лаи собак по направлению к моему заводу, а потом сильно лаяла и моя собака, но собака была невредима, видно, что были знакомые ей лица, ее приласкали, взяли жировик с бывшей своей квартиры и, по окончанию своей операции, унесли его на средину двора, опрокинули и погасили его, не поднялась у них рука поджечь. Они рассчитывали поживиться более ценным кожевенным товаром, одеждой и всем прочим. В эту же ночь с 10 на 11 число они же, а может быть, другие забрались в дом на мельнице, но не подожгли а только вытащили вещи, а у Д.Кузьмина и у М.Кузьмина подожгли амбары с пшеницей и сараи с сеном, а вещи вытаскали еще 11 августа.
Через несколько дней один солдат из Джаркентской дружины привез мне мою именную каучуковую печать - мы, говорит, гнали киргиз за селения Теплоключенское и под самыми белками из отрубленного чапана посыпались вещи, и эту печать я, говорит взводный, приложил к руке и узнал, что печать принадлежит мне, а он служил одно время у меня на заводе. Из всего вышесказанного я заключил, что это были мои рабочие, может, с товарищами, т.к. они говорили, что пойдут в Аксуйское ущелье.
Во время поездок на завод сарты останавливали меня и рассказывали мне про свои беды и спрашивали, правда ли, что их всех решили перестрелять. Я им говорил, что это неправда, утешал их и им как будто становилось легче. Один сарт высказал, что мои поездки на завод и обратно принесли им много пользы, т.е. благодаря этому у них жертв было меньше. Один раз я видел, как избивали китайцев за казармами, раздевали, подводили к косогору, стукали по голове топорами, они падали в яму, а там какая-то беженка приговаривала, за кого она била - за детей своих, может быть, за убитого мужа или за родственников, и била по голове кетменем, а больше, говорят, казаки сносили головы саблями.
Султана Муратова я видел убитого через несколько часов, за дальними казармами, по лицу узнать было трудно, оно как будто опухло и в пыли, я попросил его перевернуть, я узнал черты его лица, действительно это был он.
Показания писал собственноручно К.А.Иванов.
С подлинным верно:
Архивариус В.Соколов.
ЦГА КР. Ф.И-75. Оп.1. Д.8. Л. 11-18 об. Копия.
Из прошения киргизов с.Утегенского Пишпекского уезда генерал-губернатору Туркестанского края А.Н.Куропаткину с просьбой возместить убытки, причиненные дружиной стражника Инчина во время восстания
10 октября 1916 г.
В настоящее время, когда общественное мнение всей Семиреченской области возбуждено происходящими здесь событиями, нам, киргизам, очень трудно обращаться с какими бы то ни было просьбами или жалобами. Мы хорошо сознаем это, но в это же время мы знаем, что ваше превосходительство с одинаковым вниманием относитесь к нуждам как русского, так и киргизского населения, и как тех, [так] и других не оставляете своей защитой…*
Кыргызка – пострадавшая в восстании 1916 года.
Когда в Пишпекском уезде начались печальные события и русское население в целях самозащиты начало организовывать дружины, одна из таких дружин из селения Сосновского под предводительством стражника Инчина явилась к нам [в] с.Утегенское и, приказав собраться всему мужскому населению, отправила его куда-то в числе 145 чел., захватив с собою 170 наших лошадей. Зачем явилась вооруженная дружина, зачем оторвала мужчин от мирного полевого труда и куда девала всех наших лошадей, мы не знаем. Из взятых дружиной 145 чел. было женатых 94 и теперь 94 вдовы с малыми [детьми] остались без всяких средств к существованию. Из всего мужского населения у нас осталось только 57 чел., да и то только потому, что в момент появления дружины их не было в юртах. В то время в селении остались почти одни женщины и дети.
И в то время, после ухода дружины, пришли к нам крестьяне соседнего с.Сосновского и начали отбирать у беззащитных женщин все, что попадалось им под руки, обыскав юрты, брали все нужное им и ненужное, причем много вещей уничтожали тут же; так было разбито 73 чугуннух котла, в которых мы варили свою пищу. Мы подсчитали, что забрали у нас, и вот что оказалось: 1) 373 одеяла, из которых 203 шелковых; 2) 291 штуку кошм; 3) 162 больших кошм белых; 4) 59 подушек; 5) 251 штуку мешков; 6) 183 штуки веревок; 7) 59 ковров; 8) 8 штук машин швейных, из них 2 ножных; 9) 141 штуку полушубков овчинных; 10) 263 халата; 11) 29 шуб лисьих и волчьих; 12) стенных ковров*; 13) 13 000 пудов пшеницы, кроме того, у богатого киргиза Алибая Урмакинова унесли шкатулку, в которой было 27 000 руб. деньгами.
Из этого перечня ваше высокопревосходительство изволит усмотреть, что отнято у нас все, что у нас было, отнята вся наша киргизская обстановка, отнят скот, еще ранее угнанный дружиною, не оставили нам даже хлеба, и всю пшеницу в количестве 13 000 пудов также отняли. Что же делать нам? Наступают холода, а у нас нет даже одеял и кошм, которыми можно было бы укрыться от холода. Наступят скоро морозы, а вдовы и дети уведенных дружиною мужчин будут сидеть голодные в пустых ограбленных юртах.
Самое же главное – у нас нет хлеба, наступит скоро голод, так как имевшиеся у нас запасы пшеницы и ячменя забрали крестьяне с.Сосновского, а пшеницу, оставшуюся на поле не связанной с 26 десятин, волостной управитель и его писарь не позволяют увозить, заявляя, что этот хлеб принадлежит казне. Из этих 26 десятин с 10 писарь уже сложил пшеницу в свой амбар и скоро свезет и остальную. А у нас ничего нет и неоткуда ждать помощи.
Ваше превосходительство, не откажите нам в защите и покровительстве. Мы покорнейше просим приказать назначить расследование по поводу ограбления нас крестьянами с.Сосновского и возвратить хотя часть отнятых у нас вещей, так как к наступающей зиме у нас нет даже самого необходимого, а пшеница, хотя и осталась в поле на 26 десятинах, но волостной управитель и его писарь отбирают ее в казну, не оставляя нам почти ничего.
Кроме того, с нас требуют подать, а у нас не только на подати, но и на пропитание не хватает.
Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. С.682.
