В политической истории кыргызского народа период со второй половины XVIII в. до середины XIX в. является тяжёлым временем преодоления внутренней родоплеменной раздробленности с целью создания единого централизованного государства, которая на стадии его завершения и дальнейшего развития была поглощена Российской империей.
Восемнадцатый век, по определению известного русского востоковеда Василия Бартольда, «был критическим для всего мусульманского мира»[1], и в особенности для народов Туркестана, где бок о бок проживали близкородственные тюркоязычные народы такие как кыргызы, казахи, каракалпаки, узбеки, уйгуры, туркмены и др. Поскольку их территории тогда и позднее до середины XIX в. часто становились объектом агрессии иноземных войск, сначала государства западных монголов - Джунгарского ханства, а затем Цинской и Российской империй. Наряду с меркантильными интересами иноземных завоевателей в значительной степени этому способствовала и наблюдавшаяся политическая раздробленность Туркестанского региона.
Ареал распространения кочевий кыргызов в вышеуказанное время, по данным документальных источников, простирался приблизительно с севера на юг от Таласа - Балхаша до Гиндикуша - Яркенда и с запада на восток от Ташкента-Бухары до Джунгарии - Тибета. Основным же районом их сосредоточения, оставались система гор и окрестности Тянь-Шаня (небесные горы), Алая[2] и главным образом охватывал пределы современной Кыргызской Республики.
Динамика численности населения Кыргызстана с XVIII до середины XIX веков, несмотря на некоторые сложные внешнеполитические акции с иноземными завоевателями и внутриплеменные столкновения, в целом имела устойчивую тенденцию роста. Приблизительно численность кыргызов во второй половине XVIII в. была где-то 500-600 тыс., а в середине XIX в. достигла 1 млн -1 млн 200 тыс.[3]
Географическая среда обитания кыргызского народа, разместившегося в указанное время на одном из уникальных уголков земного шара, где издревле проходили сложнейшие участки ветвей знаменитейшей трансконтинентальной Евразийской торговой магистрали, так называемого «Великого Шелкового пути», в какой-то мере обуславливало основной вид их хозяйственной деятельности - преобладающее кочевое скотоводство в сочетании с земледелием, хотя среди них было немало уже оседлых земледельцев, о чем свидетельствует функционирование таких кыргызских городов как Ош и Узгенд.
Заселяя отроги горных массивов, богатых пастбищными угодьями, они относительно легко содержали скот не только для удовлетворения своих жизненных потребностей, но и в целях обеспечения проходящих торговых караванов продуктами питания, грузовой и тягловой силой. И, самое главное, большинство из них оказывали свои услуги по сопровождению иноземных купцов в гуще сурового высокогорья, где опыт и смекалка предков поистине становились неоценимыми и приносили им по праву заслуженный дополнительный источник благосостояния.
Территория Кыргызстана, где высокогорные отроги Тянь-Шаня образовывали как бы несколько естественно-географических регионов, затруднявших осуществление интенсивных экономических, хозяйственных и культурных связей кыргызского населения внутри страны, обуславливала относительную их обособленность и самостоятельность в общественно-политическом развитии, замедляя процесс консолидации. На такую разобщенность в некоторой степени накладывал свое влияние и характер кочевого образа жизни значительной части населения, более тяготевшей к сегментации и дифференциации[4], а также сопровождающаяся соответствующей тогдашней экономике степени осуществления коммуникации и путей сообщения в обществе. И, тем не менее, население этих регионов Кыргызстана всегда хорошо осознавало свою принадлежность к единому кыргызскому народу, будучи постоянно готовыми к взаимопомощи.
В “Проекте об экспедиции Камчатском и Киргис-кайсацком” обер-секретаря российского Сената Ивана Кириллова поданном на имя императрицы России Анны в мае 1734 г., говорится о «малой морской провинции» (это, скорее всего, район современной Иссык-Кульской обл. КР.-Д.С.) имеющей «своего хана», и “еще есть в соседстве с Водокшанскою (Бадахшан – Д.С.) землею малая провинция киргис, где собственный хан…” и наконец провинции Аксинская (ныне Аксыйский район Джалал-Абадской обл. Кыргызской Республики - Д.С.) и Алюйская (ныне Алайский район Ошской обл. КР- Д.С.) в коих «ханы малосильны»[5]. В рапорте русского служивого, возвратившегося из Джунгарии в 1741 г., указывается: “Буруты (так калмаки называли кыргызов, смысл которого – иноверцы, т.е. мусульмане, этому следовали первоначально русские, а затем и китайцы – Д.С.) не под владением Галдан Чирина, а находятся жительством особливо, подобно тому, как и Казачья орда (т.е. Казахские ханства – Д.С.), и с оными зенгорскими калмаками воюются завсегда и которые буруты, оными зенгорцами, бывают взяты в полон и те уже обратно к ним бурутам без размены не отдаются, а когда де между ними о пленниках бывает размена, тогда и оные буруты в их бурутскую землю отдаются обратно… ”.[6] В русском архивном документе 1757 г. изложены слова ойратского зайсана Шаракобуна, где говорится: «…от вершины и вниз по Дарье реке близ Бухарских украин (т.е. Бухарского ханства - Д.С.) находится народ, называемый буруты, … множеством и к войне силою сходны и имеют своего особливого владельца (подчеркнуто мною - Д.С.).[7] Эти сведения наглядно свидетельствуют, что в указанное время на территории нынешнего Кыргызстана в окраинах Ферганы от ош-алайского пространства вплоть до Иссык-Куля существовало хотя и раздробленное, но суверенное и независимое кыргызское владение со своим самостоятельным правителем.
Отсюда нам представляется, что в исследовании истории кочевых обществ пора освободиться как от евроцентристской великодержавной концепции отсталости и застойности развития народов Азии, так и от марксистского догматического объяснения их движения по единообразным общественным закономерностям, нередко загонявшим кочевниковедов в тупик. А руководствоваться, на наш взгляд, вполне объективным и методологически верным определением известного российского историка – этнолога Л.Н.Гумилева о том, что «кочевая культура имеет самостоятельный путь становления, а не является периферийной, варварской и неполноценной».[8] Вряд ли будет правомерно, в рассматриваемое время, по-прежнему отрицать наличие собственной государственности и его атрибутов у кыргызов, со своими специфическими особенностями и традициями.
Известно, что китайские и русские источники зафиксировали тогда наличие у кыргызов родоплеменных групп (далее сокр. РГ): адигине, ават, азык, багыш, басыз, бостон, бугу, доолос, жедигер, кесек, кыпчак, кытай, конурат, кушчу, монолдор, мундуз, найман, сарыбагыш, саяк, солто, теит, черик, чонбагыш и др. Они объединялись в две территориальные конфедерации: онг канат (правое крыло) и сол канат (левое крыло), состав которых был неустойчивым.[9] Иногда сами кыргызы условно именовали в соответствии с их регионально-географическим размещением: ичкилики, в переводе на русский язык – внутренние (имелось в виду кашгаро-ферганское население юга Кыргызстана) и аркалыки – внешние, коими обозначали жителей севера Кыргызстана – долин Чуй, Талас, Иссык-Куля и Нарына. Китайские авторы разделяли кыргызов на западных и восточных или же на южных и северных.
В китайском сочинении «Сиюй чжи», написанном в 1770-х указывается, что «220 с лишним лет назад (следовательно, в XVI веке – Д.С.) они сообща вели мирные переговоры и разделили население на равные части. Выделили два подразделения, выбрали из богатых двух предводителей, каждому указали владения: земли, реки, горы. Разделились на две ветви – северную и южную. Южная называлось То-го-со-хо-лэ (Отуз уул - уточнение А.Мокеева и Г.Супруненко)[10], северная называлось Кэ-эр-гэ-ци-си (Кыргыз)…. Каждая делилась внутри на ветви»[11]. Эти сведения в какой-то степени согласуются с персидским источником XVI века «Шаджарат ал атрак», где приводится легенда о происхождении кыргызов от сорока девушек и тридцати юношей. На самом деле, мы здесь имеем дело с традиционной структурой организации государственной системы древних народов Центральной Азии. Как известно, легенда о создании дуальной структуры западнотюркских племен приписывают Огуз хану, объединившего в громадный огузский эль «учуков» и «бузуков»[12].
Каждая кыргызская родо-племенная группа (уруу – племя – община) состояла из нескольких родов (урук – большие родств. семьи) с его мелкими подразделениями (уулу – поколение сыновей), возглавляемые агалакчин (по возрастному старшинству) биями, власть которых была наследственной. Один из них считался главным – улук бием.
Китайский источник «Цинь динь Хуаньюй Си-юй тучжи» – «Высочайше утвержденное географическое описание Западного края» составленный в 1782 г. в гл.45.Л.1. сообщает: «Все эти вожди (тоу) независимы друг от друга. Ежегодно они выбирают одного главу (чжан), который занимается общим управлением, и которому все подчинено. Тот вождь (тоу), который стал чжаном и называется Маму-кули»[13]. А.Н. Бернштам считал представителя РГ сарыбагыш Маматкулу «выборным киргизским ханом середины XVIII в.».[14] Это подтверждается и кыргызскими устными преданиями.[15] А.М.Мокеев утверждает, что во главе каждого из двух «крыльев» стояли выборные верховные бии с титулом чон бий.[16] В другом китайском сочинении говорится, что правое крыло кыргызов возглавляет Маматкул бий (представитель племени сарыбагыш), левое крыло - Каработо бий (кытай), общее руководство за Маматкул бием, а ему помогают Каработо бий (кытай), Майтак (кушчу) и Акбай (саруу).[17]
Однако анализ имеющихся сведений источников, убеждает нас в том, что верховного правителя кыргызов, в зависимости от влияния административной номенклатуры высших государственных должностей соседних стран, сами кыргызы в XVIII – в перв. половине XIX вв., нередко называли и титулами: хан – (наподобие глав государств Джунгарского, Бухарского и Казахского ханств); бек – (Восточный Туркестан или Кашгария) и падишах (персидский Иран, Турция, Афганистан). Они в достаточной степени отразились в многочисленных фольклорных материалах самих кыргызов,[18] начиная с эпической трилогии «Манас»[19] до эпосов малых форм «Курманбек», «Жаныш, Байыш» и другие[20], а также в документальных источниках из России[21], Китая[22] и Казахстана[23].
Эти кыргызские родоплеменные группы – своеобразные кочевые общины являлись не строго родственными, а территориальными образованиями. Каждое из них представляло собой самостоятельную административно-политическую единицу, имевшую свою мету для скота (эн, тамга), общий боевой клич (ураан), нередко собственное знамя (туу), а у вождей – биев были личные печати (моор) и дружина «кырк джигит» – буквально «сорок молодцов». Она формально и фактически была, как бы «самостоятельно существующим государственным организмом, напоминающим в некотором отношении карликовое греческое государство – полис».[24] По заключению Б.П. Гуревича, кыргызские КРГ «по существу уже представляли собой одну из форм государственной власти».[25] В этом отношении особый интерес обретает определение государственного устройства кыргызов изучаемого периода, данное еще в первой половине XIX в. русским исследователем П.А.Словцовым, утверждавшим, что «самоуправляющиеся» кыргызы создали нечто подобное «… республике».[26] Другой его соотечественник К.К. Пален также подчеркивал, что «совокупность родовых групп – это маленькие государства».[27]
Надо сказать, что выборный верховный правитель кыргызов, не располагавший значительной и постоянной военной силой (кроме личной дружины), фактически не имел реальной власти над главными биями родоплеменных групп. Поэтому он довольствовался формальным признанием его роли как верховного правителя кыргызов, не имеющего права без существенных на то оснований вмешиваться во внутреннюю жизнь племен-общин, родов и их подразделений. По-видимому, в его обязанности входила координация военных сил во время военных походов, с помощью совета старейшин, дача согласий на участие кыргызских войск в коалиционных акциях с соседними народами против общего иноземного противника. Осуществлял официальный прием и отправление дипломатических миссий к соседним государствам. Также он следил за сохранением порядка и стабильности в общества на основе древних народных традиций и обычаев. Выступал главным арбитром в различных межродоплеменных спорах, осуществлял надзор за соблюдением границ кочевок племен. Для этого созывались ежегодные всенародные курултаи. В этих целях иногда использовались всевозможные общественные мероприятия, когда в одно место стекались многочисленные массы, такие как праздники «Нооруз» или проведение различных торжеств (той) и поминок (аш) в честь государственных деятелей.
Каких-либо обязательных налогов с населения в пользу своего верховного правителя кыргызы не платили[28], такое явление было обыденным и наблюдалось во многих кочевых государствах средневековья[29]. В знак уважения и преданности к власти правителя подданными добровольно давались подношения «тартуу» в виде подарков (обычно иноходцы, воинские доспехи и др.), а также «согум» - угощение для стола своему покровителю[30].
Нередко с населения Кыргызстана производился религиозный сбор – закят – добровольное ежегодное пожертвование мусульман в пользу бедных, как очищение верующих от грехов[31]. Поскольку в это время в бедственном положении оказалось население соседней завоеванной Цинской империей Кашгарии (т.е. Синьцзяня), большинство которых уйгуры и кыргыз-кипчаки эмигрировали в Ферганскую долину, то и сборщики закята зачастую были выходцы из Кокандского ханства, где их политическое влияние усилилось с началом второй четверти XIX в. Религиозные пожертвования кочевников «худых мусульман» - кыргызов по существу, как свидетельствуют русские источники, на первых порах собираемые от случая к случаю не обременяли их из-за мизерности размера взноса: со ста баранов – один, т.е. 1%, да и то без строгого учета имущества индивида[32] и символизировало собой лишь исполнение одной из пяти обязанностей мусульман, и ни в коей мере не отражало отношения политической зависимости от Коканда. Наглядным проявлением такого положения стало то, что даже кыргызы РГ бугу, принятые в 1855 г. в подданство России, кокандскими сипаями укрепления Куртка были принуждены к выплате в 1859 г. «этой подати 60 лошадей»[33].
Более того, проявление чрезмерной навязчивости и злоупотребления во взимании религиозных пожертвований получали решительные противодействия кочевников. Они в лучшем случае откочевывали, либо избивали и прогоняли сборщиков закята ни с чем[34].
С началом второго десятилетия XIX в. наблюдаются безуспешные освободительные выступления населения Восточного Туркестана (Синьцзяна) против ига чужеземцев, зачастую по инициативе правителей Ферганы (Коканда) не лишенных меркантильности, и на первых порах при активной материальной и моральной поддержке других соседних мусульманских народов всегда сопровождались крупными эмиграциями и торговыми санкциями. Такая напряженная обстановка в соседней стране стала причиной строительства на территории Кыргызстана с одобрения и поддержки местного населения новых укрепленных пунктов и крепостей (коргонов) с одной стороны - для защиты от возможных наступлений иноземцев как с юга, так и с севера. С другой стороны - в них находили себе приют беженцы - единоверцы - уйгуры и соотечественники – кыргыз-кыпчаки из Кашгарии и Бухарского эмирата, а также частично переместившиеся соплеменники с Ферганы. Они одновременно были призваны обеспечить безопасность движения торговых караванов по обретающим более интенсивный характер направлениям на востоке - в западно-сибирские города России: Омск, Петропавловск, Семипалатинск и др., а также на юго-востоке - в северо-восточные города Синьцзяна: Кульджа, Чугучак, Яркенд, Ак-Су и др[35].
Именно, это обстоятельство – возведение крепостей, а затем постепенное размещение в них кокандских сипаев, создали условия правителю Коканда Мадали хану (1822 – 1841 гг.) проведению, здесь в некоторой степени, скрытой колонизаторской политики. Но, оно не дало желаемого результата. О чем свидетельствует провал попытки предоставления кокандским сипаям в этих крепостях права взимания религиозного сбора закята и государственного налога с кочевников занимавшихся перевозками грузов – улау пули[36]. Не сулучайно, позднее некоторые кыргызские лидеры Нарбута бий (РГ саяк)[37] и Ормон хан (РГ сарыбагыш)[38] сами начали со своих соплеменников и с проходяших купцов взимать закят и направляли их по предназначению.
Частые военные сборы (ырамат - чыгым) под религиозным лозунгом "газавата" по освобождению мусульман Кашгарии очень отрицательно отразились на хозяйственно-экономическом положении местного населения Семиречья. Они усугублялись злоупотреблениями властью некоторых чиновников, которые, спекулируя на внешней опасности и прикрываясь идеологией мусульманского единства, все больше выкачивали жизненные ресурсы своих сограждан, в действительности мало заботясь об общих интересах, предпочитая личное обогащение. Усиление социального напряжения в обществе немедленно отразилось и на сплоченности и единстве местных тюркоязычных этносов. Стремясь к усилению своего влияния среди государств Центральной Азии кокандские правители стали чрезмерно увлекаться администрированием, нередко даже на соседних территориях, самовольно присваивая себе лидирующее положение в борьбе за религию с иноверцами. Это вскоре вызвало активное сопротивление как кочевников кыргызов и казахов на северо-востоке, так и на юго-западе - бухарцев.
В 1841 г. бухарский хан Насрулла, напав на Коканд, овладел им и казнил его хана Мадали. Тем самым фактически ликвидировал это владение как государство. Соседние кыргызы Таласа, Аксы, Алая и Оша поспешили восстановить его, приведя к власти представителя кокандской ханской династии минг Шерали хана, рожденного от кыргызки, около 35 лет проживавшего у них в кочевьях. После того, как на кокандский престол был возведен Шералы хан - их родственник по материнской линии и к тому же ставший двухкратным зятем (поскольку двое из его жен были кыргызками), кыргызы ближайших окрестностей Ферганы в какой-то мере начали осознавать свое лидирующее положение в конфедерации мусульманских государств в кашгаро-ферганском регионе. Активно вовлеченные в политическую жизнь столицы - Коканда конфедерации Ферганы, в котором размещалась Ордо (ставка) хана ханов, кыргызы в определенной степени его считали собственным государством, ревностно защищая от посягательств извне как со стороны Бухары, так и России.
Кыргызская аристократия в лице биев, формально ратуя за соблюдение здесь древней традиции престолонаследия потомками из правящей династии минг, возводя в ханы Коканда выгодного для них претендента, фактически при удобном случае стремились усилить свое влияние и даже управлять им. В этом они встречали активное сопротивление старой местной аристократии оседлых узбеков, которые были вынуждены иногда искать опору в Бухаре. Они приводили к частым политическим переворотам, сопровождавшимися массовыми жертвами людей. При этом кыргызы: ош-алайские и таласские, не говоря об иссыккульских, чуйских и нарынских, оставались самостоятельными и независимыми от Коканда[39].
До убийства в 1853 г. кыргыз-кипчака Мусулманкула, которого ош-алайские кыргызы до определенного времени воспринимали как своего хана, управлявшего Кокандом, о чем свидетельствуют строки поэмы кыргыза Молло Нияза: «Мусулманкул минбаши Кокондо он жыл хан болду» - «минбаши Мусулманкул был ханом десять лет в Коканде»[40]. Вскоре ханом начали именовать другого их выдающегося лидера парванчи Алимбека-бия Асанбек уулу (из РГ адигине). Так он назван и в письме к русским властям от 4 сентября 1853г. его современников - иссык-кульских манапов Боронбая Бекмурат уулу, Муратали Пирназар уулу и других[41]. Кыргызский историк О. Сыдыков также утверждал, что «из рода баргы (РГ адигине –Д.С.) Алимбек был ханом»[42]. Примечательно, что Алимбек никогда не применял кокандско-бухарский титул - датха в отношении к кыргызам, и к себе лично, о чем свидетельствуют хотя бы известные нам его два письма от 4 сентября 1853 г., и не ранее весны 1861 г. к иссыккульским кыргызам[43]. В последнем письме и в документах МИД России, а также в выгравированной надписи личной печати его сына Абдуллабека[44] он назван титулом парваначи, который, видимо, сохранился в системе управления со времени великодержавия кыргызов в центральноазиатском регионе. По данным китайских источников, тогда этот титул имел форму «парманчи» (на кыргызский язык переводится как буйрукчу, а на русский - отдающий приказ или повелитель) и был одним из шести властвующих чинов[45]. В Фергане этот почетный титул, означавший управитель народа, прослеживается с XVI в. до середины XIX в[46]. и в системе управления соседнего Бухарского эмирата стоял выше титула дадхох (датха)[47], означающего – требующий правосудия[48]. Впрочем, их функции и статус не были строго ограничены. Известно, что такие же титулы имели и его современники: правитель северокыргызских племен Ормон-хан (из РГ сарыбагыш)[49], а также Канат шах, управлявший Ташкентом; казахские бии Старшего жуза – Султан – Али (из РГ дуулат), Балгын (из РГ джалаир)[50].
В это же время северокыргызские племена, давно вынашивавшие идею создания своего единого централизованного государства, в 1841г. на курултае в Кутмалды на Иссык-Куле кыргызская элита большинством голосов избрала представителя РГ сарыбагыш Ормона Ниязбек уулу (1792-1855) всекыргызским ханом. При хане были образованы большой и малый Кеңеш (Совет) аксакалов, назначены управляющие – вроде современных министров обороны и внутренних дел, а также полномочные дипломатические послы[51]. Упорядочены законы (Ормон окуу). Была предпринята попытка создания идеологической основы на монополию монархической власти среди кыргызов семейному клану Ормона, путём написания исторического сочинения - санжыры «Жооп наме», где зачинателем новой своеобразной благородной касты (ак соок) выступал полулегендарный его предок в седьмом колене по имени Манап. С этими событиями были связаны трансформация роли правящей кыргызской элиты бийства и появления манапского сословия в Кыргызстане[52]. Но дальнейшему завершению и упрочению процесса централизации национальной государственности кыргызов того времени, помешали наряду с центробежными силами внутри самого кыргызского общества, так и внешние факторы. И, прежде всего в большей степени этому способствовала активизация колонизаторской политики Российской империи, вскоре присоединившая к себе их территории. Так был утерян полный государственный суверенитет кыргызов на протяжении полувека – с середины XIX века до начала XX века.
Доолотбек Бекишович Сапаралиев, к.и.н., профессор, Кыргызско–Турецкий университет «Манас»
Данная статья была подготовлена в рамках международной научной конференции «Кыргызский каганат в контексте тюркской цивилизации: проблемы кыргызоведения», посвященной 1170-летию образования Великого Кыргызского каганата, прошедшей в г.Бишкек 15-16 ноября 2012г.
[1] Бартольд В. В. История культурной жизни в Туркестане //Соч. Т.2. Ч.1. М., 1963 С. 275
[2] См.: Усенбаев К.У. К вопросу об общности территории киргизского народа в дореволюционный период// Тр. Инс-та истории АН Кирг. ССР. Вып. 2. Фрунзе. 1959. С.29-36; Абрамзон С.М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. М.,1979.С.24.
[3] См. подробно: Сапаралиев Д. Сведения об этнополитической территории кыргызов и динамика численности населения Кыргызстана с XVIII-до середины XIX // Кыргыз-Түрк «Манас» университетинин коомдук илимдер журналы. №3. Бишкек, 2002. С. 240-257.
[4] См.: Марков Г. Кочевники Азии. М., 1976.С.310-311; Масанов Н. Кочевая цивилизация казахов. Алматы, 1995.С.159-160.
[5] Госархив Оренбургской области России. Ф.1.Оп.1.Д.1.Л.62.
[6] Архив внешней политики России (далее сокр. АВПР). Ф. Зюнгарские дела, 1741 г. Оп. 113/1.Д.1. Л.68
[7] Центральный государственный архив древних актов России (далее сокр. ЦГАДАР). Ф. 248. 0п.113. Д.1551. Л.701.
[8] Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1973.С.94.
[9] См.: Материалы по истории кыргызов и Кыргызстана. Извлечения из китайских источников.Т.2. Бишкек, 2003.С.94,99,102,202-210; Центральный государственный военно-исторический архив России. Ф.ВУА.Оп. 1.Д.18551.Л.16.
[10] Данное уточнение оспаривается кыргызским исследователем Р.Жолдошевым (См.: Жолдошев Р. XVIII кылымдагы кыргыздардын уруулук курамы жана дуалдык этносоциалдык уюму// Кыргызстан: история и современность.Бишкек,2006.С.171.
[11] Цит.по: Мокеев А. Этапы этнической истории и социальной организации кыргызского народа на Тянь-Шане в XVI-сер.XVIII вв. // Изв. АН РК. 1991. №.4.С.44-45.
[12] См.: Мокеев А. Древние элементы в системе политической организации кыргызов Тянь-Шаня в XVI-XVIII вв//Кыргызская государственность/Сб.док. и мат. Бишкек, 2003.С.41.
[13] Цит.по: Бернштам А. Источники по истории киргизов XVIII в. // Вопросы истории.1946..№11-12.С.128.
[14] Там же. С.128.
[15] См.: Асанов Т. Кыргыздардын XVII - XVIII кылымдардагы мамлекеттик түзүлүш белгилеринин санжырада чагылдырылышы // Новое о древнем и средневековом Кыргызстане. Бишкек,1999.С.108.
[16] История Киргизской ССР с древнейших времен до наших дней. Т.1.Фрунзе, 1984.С.465.
[17] См.: Материалы по истории кыргызов и Кыргызстана. Т.2. Бишкек, 2003.С.94,99,101-102.
[18] Чоробаев А. Фольклордук материалдар // РФ НАН КР. Инв.№105; Мифтаков К. Талас кыргыздарынын санжырасы.1923 // РФ НАН КР.Инв.№200; Оморов А. Ажибек датка. Бишкек, 1996.С.23 и др.
[19] Манас: Сагынбай Орозбак уулунун варианты боюнча. I-IV китептер. Фрунзе, 1979-1982.; Молдобаев И. «Манас» – историко-культурный памятник кыргызов. Бишкек, 1995.
[20] Курманбек. Жаныш, Байыш (эпостор) К.Акиевдин айтуусу боюнча. Фрунзе, 1970.
[21] ГАОр.ОР. Ф1.Оп.1.Д.1.Л.62.
[22] Бернштам А. Источники…С.128.
[23] Тауасарулы К. Туп-тукианнан озуме шейин. Алматы, 1993. С.384.
[24] Петров К. Очерки феодальных отношений у киргизов в XV-XVIII вв. Фрунзе, 1963.С.152.
[25] Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII-первой полов.XIX в. 2-е изд.М., 1983.С.22.
[26] Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. Т.2.СПб., 1844. С.483.
[27] Пален К.К. Народные суды Туркестанского края. СПб.,1909. С.308.
[28] См.: Зеланд Н. Кашгария и перевалы Тяшь-Шаня. Путевые записки. Омск, 1888. С.132; Асанов Т. Кыргыздардын XVII - XVIII кылымдардагы мамлекеттик…С.109.
[29] См.: Березин И. Внутреннее устройство Золотой Орды (по ханским ярлыкам). СПб.,1850.С.63; Зиманов С.З. Политический строй Казахстана конца XVIII и первой половины XIX веков. Алма-Ата,1960; и др.
[30] См.: Джамгерчинов Б. Присоединение Киргизии к России. М.,1959.С.69-70; Плоских В.М. Очерки патриархально-феодальных отношений в Южной Киргизии.Фрунзе.1968.С.141.
[31] См.: Будагов Л.З. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т.1. –СПб.,1869.С.605.
[32] 10 Центральный государственный исторический архив России (Санкт –Петербург). 468. Оп. 18. Д. 468. Л. 32; Небольсин П. Очерки торговли России со странами Средней Азии, Хивой, Бухарой и Кокандом. СПб., 1856. С.10; Усенбаев К. Общественно-экономические отношения киргизов в период господства Кокандского ханства. Фрунзе, 1961. С. 22
[33] Валиханов Ч. Описание пути в Кашгар и обратно в Алатавский округ // Собр.соч. в 5-ти томах. Вып.2.Т.3. Алма-Ата.1985. С. 78
[34] ГАОр.ОР. Ф. 1. Оп. 10 Д. 3433. Л, 70 об; Центральный государственный архив Республики Казахстан (Далее сокр.: ЦГА РК). Ф. 338. Оп. 1. Д. 698. Л. 12-13; Валиханов Ч. Журнал похода атамана Телятникова в Ташкент 1796-1797 гг. // Собр.соч в 5-ти томах. Вып. 2. Т.З. С. 254; Урумбаев А. Неизвестная рукопись по истории Кокандского ханства // Изв. АН Уз ССР. Сер.ОН. 1957. №.3. С. 34-35.
[35] См.: Сапаралиев Д. К истории возведения фортификационных сооружений на территории Кыргызстана (XVIII – XIX вв.). // Изв. Национальной Академии наук Кыргызской Республики. Бишкек,1999. №1. С.39-44
[36] См.: Набиев Р. Народные восстания в Коканде в 1840-1842 гг. // Общественные науки Узбекистана. 1961. №7. С.39.
[37] См.: Усенбаев К. Общественно-экономические отношения киргизов в период господства Кокандского ханства. Фрунзе,1961. С.123.
[38] См.: Валиханов Ч. Записки о киргизах // Собр.соч. в 5-ти томах. Вып.2.Т.2.Алма- Ата.1985. С. 81
[39] См. :Сапаралиев Д.Б. Этнополитическая история Оша и его окрестностей с XVIII до середины XIX в. Бишкек: Илим, 1999.С.136.
[40] См.: Молло Нияз. Санат дигарасттар. Бишкек, 1993. С.60.
[41] См.: Кыргызстан-Россия: история взаимоотношений (XVIII-XIX вв.) /Сб.док.и материалов. Бишкек, 1998.С.157
[42] См.: Сыдыков О. Тарих-и Шадмания. Уфа, 1914. С.31.
[43] См.: Кыргызстан - Россия…. С.157; ЦГА РК. Ф.3. Оп.1. Д.365. Л.12.
[44]См.: Галицкий В., Плоских В. Старинный Ош. Фрунзе,1987. С. 77; Джамгерчинов В. Очерки политической истории Киргизии XIX в. Фрунзе,1966. С.183.
[45] См.: Аблиз Орхун. Кыргыз тазкиреси // Кыргыз маданияты. 1992. №25. С.5.
[46] См.: Набиев Р. Из истории Кокандского ханства. Ташкент, 1973.С. 261.
[47] См.: Семенов А.А. Бухарский трактат о чинах и званиях и об обязанностях носителей их в средневековой Бухаре// Советское востоковедение. Вып.5. М.-Л., 1948. С.139, 147-148.
[48] См.: Будагов Л.З. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т.1. СПб., 1869. С.545.
[49] См.:ЦГВИАР Ф. ВУА. Оп. 1. Д.188551.Л.16.
[50] Валиханов Ч. Записки о киргизах…С.80
[51] См.:Жолдошев Р. Ормон хан баяны//Аалам.№ 9 (май).1992. 4-б.; Усенбаев К. Ормон хан. Б.,1999.С.27; Омурбеков Т.Н. Улуу инсандардын Кыргызстандын тарыхындагы ролу жана орду (XIX кылымдын ортосу-XX кылымдын башы). Бишкек, 2003. С.47-55.
[52] См.подробно: Сапаралиев Д. Кыргыз мамлекеттүүлүгүндөгү «хан» жана «манап» титулдары жөнүндө (XVII кылымдан XIX кылымдын ортосу)//Түрк цивилизациясынын дүйнөлүк цивилизациялар ичиндеги орду. Бишкек, 2005.С.333-349.
