ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЧЕТВЕРТОЕ, на уровне культурологических аспектов этногенезиса, которые всегда представляют собой артефакты, созданные материально-предметной и духовно-интеллекту-альной деятельностью людей в процессе своего исторического развития.
Культурологический аспект этногенезиса отражает в себе не только собственно традиционную словесно-устную ассоциативную память народа, но и память генетическую, а зачастую и рудиментно-генетическую.
«Ведь культура – это как раз то, что мы можем изучить, это то, что лежит на поверхности. Очень сильно сказывается на культуре временной момент, момент памяти, памяти генетической, памяти традиционной – памяти прежних культур, т.е. наличие в новой культуре рудиментов, которые были для созданной заново культурной системы субстратами, исходными элементами» [Гумилев Л.Н. «География этноса в исторический период», Л., 1990, с. 112].
Изучение культурологически обусловленных духовных и материальных артефактов предполагает построение нескольких взаимосвязанных исследовательских парадигм. Во-первых, артефакты, большей частью духовные, могут быть системными, а могут быть и единичными, последние обыкновенно бывают материальными. Во-вторых, данные духовные и материальные артефакты всегда имеют, и имели, историко-эволюционную детерминированность, поскольку древние явления и предметы, созданные человеком могут сравниваться с аналогичными новыми. И, в-третьих, артефакты принадлежат конкретным этносам, и через их сравнение мы можем сравнивать и этногенетический путь развития того или иного народа с определенным другим.
В качестве духовно-интеллектуального артефакта можно в первую очередь рассматривать музыкальные (ладовые) системы кыргызского народа. Вне всякого сомнения, кыргызы отличаются большой музыкальностью – если не каждый первый, то каждый второй может петь.
У кыргызов существуют различные виды песен: трудовые, например, сопровождающие молотьбу – «оп майда», лирические, типа «ашык болдум», обрядовые, например, траурные «кошоки», но все же основополагающими являются пастушеские женские песни «бекбекей» и мужские «шырылдаң». Женщины и девушки исполняли песни бекбекей, когда они охраняли стада быков или отары овец недалеко от аила. В песнях много решительных выкриков, что представляло собой угрозу волкам. Песни же шырыпдаң исполнялись мужчинами, находящимися на летовке, вдали от аила. Почти каждая девочка и мальчик проходили непроизвольное обучение в таких импровизированных женских и мужских хорах.
Кроме того, у кыргызов были широко распространены хвалебные песни в честь давно ушедших героев или же в честь отважного поступка своего соплеменника. Нередко также хвалебные песни исполнялись в честь богатого заказчика.
В отличие от области языка, область музыки не характеризуется у тюркских народов если даже не единообразием, то хотя бы некоторой схожестью. «Зная османско-турецкий язык, можно без особого труда понимать казанский или башкирский текст, но прослушавши одну за другой сначала османско-турецкую, а потом казанско-татарскую или башкирскую мелодию, приходишь к убеждению, что между ними нет ничего общего» [Трубецкой Н.С. «О туранском элементе в русской культуре» // В его кн.: «Наследие Чингизхана», М., 2000, с. 142].
Кыргызская музыка, а точнее, кыргызская песенная музыка, конечно же, – не исключение в музыкальной сфере тюркских народов. Кыргызы, являясь музыкальным народом, обладают самобытной музыкальной культурой, которая резко выделяет их среди прочих тюркских народов.
Один из пяти главных родоначальников Евразийской теории (суть которой можно сформулировать кратко: все славянские, тюркские и угрофиннские народы Евразии находятся между собой в «ментальном» родстве) Н.С. Трубецкой – четверо других: Петр Савицкий, Николай Алексеев, Лев Карсавин и Лев Гумилев – объяснял различия в музыкальных культурах тюркских народов «…различием культурных влияний. Музыка османских турок находится под подавляющим влиянием музыки арабской, с одной стороны, и греческой, – с другой. Подавляющее влияние арабско-персидской музыки наблюдается также у крымских и азербайджанских татар. При определении подлинно тюркского музыкального типа музыка турецкая, крымско-татарская и азербайджанская, особенно городская, в расчет приниматься не может» [цит. соч., с. 143].
Аналогичное можно утверждать и насчет музыки узбекской, в которой чувствуется огромное влияние музыки персидской и музыки кавказских народов. Казахская песенная музыка уже несколько близка к музыке кыргызских песен, но все же отличия, обусловленные влиянием музыки монгольской, а также и узбекской, равно и башкирской, явным образом в ней прослеживаются и прослушиваются.
Основное свойство кыргызской музыкальной культуры, видимо, состоит в том, что никакая другая музыкальная культура никакого влияния на нее не оказывала. Вероятно, это было обусловлено социумной замкнутостью кыргызского общества (когда каждый член общества должен был знать имена семи своих отцов-предков) и его географическим отдаленным обитанием в горных долинах, ущельях и нагорьях, куда был затруднен доступ порой до шести месяцев в году.
Недавно появилась в свет интересная монография кыргызской исследовательницы Ч.Т. Уметалиевой-Баялиевой «Этногенез кыргызов: музыковедческий аспект. Историко-культурологическое исследование» [Бишкек, 2008], суть которой изложена в предварительной аннотации: «Предлагается собственный оригинальный взгляд на не проясненные до конца моменты происхождения ядра кыргызского народа. Дана сравнительная характеристика музыкальных (ладовых) систем народов Евразии. На основе данного анализа делается вывод об отсутствии единой 'общетюркской' музыкальной системы и обосновывается несомненное генетическое родство кыргызкой музыкальной системы с общеевропейской и особенно славянской (русской)» [Уметалиева-Баялиева Ч.Т. цит. соч. с. 2].
Без сомнения, музыка – это душа народа, которая обусловлена парадигмой музыкального мышления. Музыкальное мышление, как и прочие формы мышления, не мотивированные языком и речью, как-то: мышление образное, мышление картинное, мышление математическое и др. –, принадлежат сфере бессознательного и, следовательно, объясняются только психологическим, психическим анализом и самоанализом (по З. Фрейду). Языково-речевое мышление уже, якобы, принадлежит сфере сознательной и, следовательно, обладает уже языково-логической основой.
Выше мы уже высказали мысль об основном отличительном свойстве кыргызской музыки (песенной музыки) – ее самобытности.
Сама же названная исследовательница кыргызской музыкальной системы отмечает: «Ведь в известных исторических условиях, как экспансия и поглощение одних народов другими, менялись речевые языки, религии, уклад жизни, даже обычаи, в то время как музыка и музыкальное мышление оставались неизменными. Завоеватели в первую очередь стремились изменить язык и веру покоренного народа – до песен, напевов и наигрышей дело не доходило ввиду ′второстепенности′ данной жизненной сферы» [цит. соч., с. 98] [подчеркнуто нами. А.Б.].
Но если принимать во внимание обе вышеозначенные мысли
(1. о самобытности кыргызской музыки и 2. о неизменности кыргызского музыкального мышления), то как объяснить заявленное в аннотации результирующее положение, которое в одной из своих трактовок может быть понято как: историческое влияние европейской и русской музыкальных культур на кыргызскую, – ведь в традиционной общедоступной истории кыргызы никак не могли встречаться в обозримый исторический период ни с европейцами, ни с русскими, равно с их музыкальными культурами.
Но если встать на заявленную нами точку зрения о древнем историческом пути гуннокыргызов, то сразу многое в этом аспекте становится ясным: гунны, гуннокыргызы или древние кыргызы около 150–200 лет проживали вместе с древними европейцами, а именно, древними германцами, среди них с готами, а также вместе со славянскими племенами, среди которых анты и венеды считаются прямыми предками русских, в составе одного государства – Гуннской империи.
А проживая вместе, вместе совершая военные походы, вместе участвуя во многих сражениях (вспомним Каталаунскую битву, где предки большинства современных германцев остготы, гепиды и др. и предки современных русских анты, венеды и др. бок о бок с союзными гуннокыргызами сражались против объединенного войска римлян – предков современных итальянцев, галлороманов и франков – предков современных французов и вестготов – предков современных западных немцев и голландцев). Они не могли препятствовать взаимовлиянию и взаимообогащению их музыкально-ладовых систем. И думается, что музыкальные системы европейцев-германцев, русских и кыргызов имеют генетическое начало их происхождения именно с этого, гуннского, периода их истории.
То, с чего мы начинали нашу настоящую научно-критическую работу (констатации факта родственных отношений кыргызов, алтайцев и хакасов), находит параллельно отражение и в означенном музыковедческо-культурологическом исследовании Ч.Т. Уметалиевой-Баялиевой: «Родство кыргызов, хакасов и алтайцев затрагивает основу основ музыкального языка этих культур, а именно звукоряд и ладовое строение. Народная музыка кыргызов, алтайцев, хакасов (в меньшей степени) семиступенна, диатонична» [цит. соч., с. 119; выделено автором цитаты].
Если в общем все эти три музыкальные культуры практикуют в песенной музыке подчинение единому закону пятитонного звукоряда и ритмическому закону симметрического равенства частей и парной периодичности, то кыргызские песни, сложенные по этому образцу, отличаются особой гармоничностью, ритмической ясностью и прозрачностью, поскольку на них не оказала никакого влияния монгольская этномузыкальная культура, в то время как музыкальные культуры алтайцев и хакасов подверглись такому влиянию. «Таким образом, отличительные, первичные признаки кыргызской музыки были сформированы в те далекие времена, когда предки названных народов были единым целым, образовавшимся на базе немонгольского этнического компонента» [цит. соч., с. 124] [подчеркнуто нами. А.Б.].
Под «теми далекими временами», конечно же, следует понимать догуннский период древних кыргызов, когда они вместе с алтайцами и хакасами составляли один этнос, а также и период гуннский европейский, когда свершился генетический процесс взаимовлияния и взаимообагащения музыкальных культур древних гуннокыргызов, древних германцев и древних славян.
Амангельды Бекбалаев, доктор филологических наук, профессор, декан гуманитарного факультета Кыргызско-Российского Славянского университета
